Лифт, заблокированный черной коробочкой, оставался на прежнем месте. Охранник все так же лежал на полу. Кейс только сейчас увидел у него на шее дерм. Явно Молли поставила — чтобы не очнулся раньше времени. Она перешагнула через охранника, вытащила блокировку и нажала кнопку «Вестибюль».
Дверь с шипением открылась, и сразу же толпа, бушевавшая в холле, выбросила из себя женщину; женщина задом влетела в лифт, ударилась затылком о стену и осела. Не обращая на нее внимания, Молли сняла с шеи охранника дерм. Затем вышвырнула из лифта белые брюки и розовый плащ, бросила сверху темные очки и натянула на лоб капюшон комбинезона. Конструкт тяжело оттягивал нагрудный карман. Молли вышла из лифта.
Кейс и раньше видел панику, но только не в замкнутом пространстве.
Служащие «Сенснета» выскакивали из лифтов и бросались к главному выходу, где их встречали пенные баррикады тактических сил и ружья (те самые, с «желейными» пулями, как у Раца), подразделения быстрого реагирования. Два ведомства, убежденные, что сдерживают орду потенциальных убийц, действовали на удивление слаженно. Баррикады перед разбитыми стальными дверями на улицу в три слоя были завалены человеческими телами. Звонкие хлопки ружей методично аккомпанировали реву толпы, метавшейся по мраморному полу. Кейс в жизни ничего подобного не видел.
Молли, по-видимому, тоже.
— Господи, — сказала она и на мгновение остановилась.
Истерические рыдания сотен людей сливались в булькающий вой дикого, безрассудного ужаса. Пол усеивали тела, одежда и длинные мятые рулоны желтых распечаток.
— Давай, сестренка, на выход.
Глаза двоих Котов смотрели на нее из круговерти оттенков, бушевавшей на поликарбоне: костюмы не поспевали за скоростью, с которой вокруг менялись цвета и формы.
— Тебе больно? Давай. Томми поведет тебя.
Томми передал говорившему видеокамеру, обернутую поликарбоном.
— Цинциннати, — сказала Молли, — я выхожу.
А затем она стала падать, но не на мраморный пол, скользкий от крови и блевотины, а в какой-то теплый, уютный колодец, в темноту и в тишину.
Вожак Диких Котов, который представился как Люпус Мудеркинд, носил поликарбоновый костюм с памятью, позволявшей воспроизводить по желанию любой фон. Он сидел, словно некая наисовременнейшая горгулья, на краю стола, глядя на Кейса и Армитиджа из-под надвинутого на глаза капюшона, и улыбался. Волосы у него были розовые. За левым ухом, по-кошачьи заостренным и покрытым розовой шерстью, щетинился радужный лес микрочипов. Что-то было сделано и с его глазами, они светились как у самого настоящего кота. Костюм его медленно менял текстуру и цвет.
— Ты выпустил ситуацию из-под контроля, — сказал Армитидж.
Он стоял посреди чердака, словно статуя, задрапированная в темные шелковистые складки дорогого плаща.
— Хаос, мистер Как-вас-там, — пожал плечами Люпус Мудеркинд. — Это наш стиль и образ жизни. Наш главный прикол. Ваша женщина знает об этом. Мы договаривались с ней. А не с вами, мистер Как-вас-там.
Костюм парня покрылся диким угловатым орнаментом, бежевым на светло-зеленом фоне.
— Она нуждалась в медицинской помощи. Теперь она у врачей. Мы постережем ее. Все в порядке.
Парень снова улыбнулся.
— Заплати ему, — сказал Кейс.
Армитидж сверкнул на него глазами:
— Мы не получили товар.
— Он у вашей женщины, — сказал Мудеркинд.
— Заплати ему.
Армитидж неохотно подошел к столу и вытащил из карманов плаща три толстые пачки новых иен.
— Хочешь пересчитать? — спросил он Мудеркинда.
— Нет, — ответил Дикий Кот. — Вы меня не кинете. Вы ведь мистер Как-вас-там. Вы заплатите, чтобы остаться мистером Как-вас-там. Чтобы не стать мистером Таким-то.
— Надеюсь, это не угроза, — сказал Армитидж.
— Это бизнес, — ответил Мудеркинд, засовывая деньги в нагрудный карман.
Зазвенел телефон. Кейс снял трубку.
— Молли, — сказал он, передавая трубку Армитиджу.
Когда Кейс покинул здание, геодезические купола Муравейника светились предрассветной серостью. Конечности замерзли и плохо слушались. Кейс не мог заснуть. Его вконец достал этот чердак. Сначала ушел Люпус, затем Армитидж, а Молли валялась в какой-то хирургической клинике. Где-то в глубине промчался поезд, и под ногами задрожала земля. В отдалении завыли сирены.