Маргарет, не усмотрев в этом ничего уничижительного для себя, кладет руку на его руку, лежащую на столе, и с убийственной серьезностью заявляет:
— Никакой вы не бездельник.
— Где наш юный конфуцианец? — подняв вторую руку, оглядывается вокруг Тотеро. Когда юноша подходит, он спрашивает: — Здесь подают алкогольные напитки?
— Мы приносим их от соседей.
Забавно, что у китайцев брови не торчат, а словно вдавлены в кожу.
— Двойной шотландский виски, — говорит Тотеро. — Вам, дорогая?
— Дайкири. — Ответ Маргарет звучит как острота.
— Вам, детка?
Кролик смотрит на Рут. Лицо ее облеплено оранжевой пыльцой. Ее волосы, волосы, которые с первого взгляда казались не то грязно-пепельными, не то блекло-каштановыми, на самом деле разноцветные — рыжие, желтые, коричневые и черные; в ярком свете каждый волосок принимает множество различных оттенков, как у собаки.
— Черт его знает, — отвечает она. — Пожалуй, дайкири.
— Три, — говорит Кролик юноше. Он думает, что дайкири нечто вроде лаймового сока.
— Три дайкири, один двойной шотландский виски со льдом, — повторяет официант и уходит.
— Когда ваш день рождения? — спрашивает Кролик у Рут.
— В августе. А что?
— А мой в феврале. Моя взяла!
— Ваша взяла, — соглашается она, как будто понимает его мысль: нельзя чувствовать полное превосходство над женщиной, которая старше тебя.
— Если вы узнали меня, почему вы не узнали мистера Тотеро? Он был тренером нашей команды.
— Кто смотрит на тренеров? Никакого проку от них нет.
— То есть как это нет? Школьная команда — это только тренер, верно?
— Школьная команда — это только ребята, — отзывается Тотеро. — Из свинца золота не сделаешь. Да, из свинца золота не сделаешь.
— А вы делали, — возражает Кролик. — Когда я попал в школьную команду, я головы от… — он замялся, все-таки за столом дамы какие-никакие, — …от локтя отличить не мог.
— Мог, еще как мог, Гарри. Я ничему тебя не научил, я просто предоставил тебя самому себе. — Он все время оглядывается. — Ты был юный олень с большими ногами, — продолжает он.
— Какого размера? — интересуется Рут.
— Сорок четвертого, — отвечает Кролик. — А у вас какой?
— У меня маленький-премаленький, — отвечает Рут. — Ножки-крошки.
— А мне показалось, будто они вываливаются из туфель.
Он отклоняется назад, стараясь скользнуть взглядом под стол, в подводный полумрак, где ее укороченные перспективой икры — как две золотистые рыбы. Обе ныряют под стул.
— Не смотрите так пристально, а то вывалитесь из кабинки, — говорит она с досадой. Это хорошо. Женщины любят, когда их приводят в смущение. Ни за что в этом не признаются, но это факт.
Официант приносит напитки, бумажные салфетки под тарелки и тусклое серебро. Положив прибор для Маргарет, он подходит к Тотеро, как вдруг тот отнимает от губ стакан с виски и освеженным твердым голосом произносит:
— Вилки и ложки? Для восточных блюд? Разве у вас нет палочек?
— Палочки, да.
— Всем палочки, — решительно заявляет Тотеро. — Каков монастырь, таков и устав.
— Моих не трогайте! — вопит Маргарет, со звоном хлопая рукой по своей ложке и вилке, когда официант хочет их убрать. — Не желаю никаких палочек.
— Гарри и Рут? — обращается к ним Тотеро. — Что предпочитаете вы?
Дайкири и в самом деле отдает лаймом, вкус которого, словно масло, растекается по поверхности прозрачной терпкой жидкости.
— Палочки, — звучным низким голосом отвечает Кролик, радуясь, что можно досадить Маргарет. — В Техасе мы никогда не прикасались металлом к китайским кушаньям.
— Рут? — Тотеро смотрит на нее робко и напряженно.
— Пожалуй. Если этот балбес может, то и я могу. — Она гасит сигарету и берет из пачки вторую.
Официант удаляется с отвергнутым серебром, словно подружка невесты с букетом. Маргарет остается в одиночестве, и это ее бесит. Кролик доволен; она — тень на его безоблачном счастье.
— Вы ели в Техасе китайские блюда? — интересуется Рут.
— Все время. Дайте сигарету.
— Вы же бросили курить.
— А теперь начал. Дайте десять центов.
— Десять центов! Черта с два!
Излишняя резкость ее отказа обижает Кролика; можно подумать, она боится прогадать. С чего она взяла, что он собирается ее обобрать? Что с нее взять? Сунув руку в карман, Кролик вынимает горсть мелочи, берет десятицентовик и опускает в маленький отделанный слоновой костью музыкальный автомат, который мягко светится возле их стола. Наклонившись и перелистав список мелодий, он нажимает кнопки «Б» и «7» — «Роксвилл».