Тот пожевал губами.
— В принципе, — сказал он, — вы могли бы этим вообще не заморачиваться. Сейчас время такое… Но если все делать чисто… Хорошо, с Камноедовым я разберусь. Он сейчас за место держится и неприятностей ему не надо. Мне к нему все равно надо зайти, заодно и ваши вопросы порешаю…
Он тяжело поднялся с места. Лампочка снова мигнула.
— А как же время? — не понял Привалов.
— Так это ж Камноедов, у него время свое, — напомнил профессор. — Как и у меня, собственно.
Дверь закрылась и тут же открылась снова.
— Ну вот, все уладил, — довольно сказал Преображенский, усаживаясь обратно на канапе и вытягивая ноги. — Какой все-таки нудный тип этот Модест. Но, в общем, вменяемый. Проблем себе не хочет. Вот, держите. — Он протянул Александру тощую папку. — С загсом, извините, ничем помочь не могу.
— Это я сам, — сказал Привалов, просматривая документы. — Ну что ж, спасибо большое. Я так понимаю, мы расстаемся?
Профессор кивнул.
— Давайте тогда еще один момент. — Александр на секунду осекся: он никогда не вел таких разговоров. — У нас тут чаша с рубидием, — наконец, сказал он. — Она принадлежит Джузеппе Петровичу Бальзамо. Или Институту, я точно не знаю. Но мне не хочется ее возвращать.
Преображенский посмотрел на него с интересом и сделал знак головой — дескать, продолжайте.
— Я взял бы ее себе, — продолжил Привалов. — Но я слабый маг. Любой сильный маг у меня ее отнимет. К тому же я не знаю всех свойств этого вещества и что с ним можно делать. С другой стороны, вы человек благородный и не будете отбирать у меня эту вещь просто так. Иначе вы бы уже это сделали. Предлагаю разделить. Пятьдесят на пятьдесят.
Профессор улыбнулся и покачал головой:
— А вы делаете успехи… К сожалению, не могу принять ваше предложение. Во-первых, рубидий можно хранить только в кратере Ричи. Отлить его куда-нибудь в баночку не получится. Разве что пару капель и ненадолго. Но это бы ладно. Есть еще и во-вторых. Весь рубидий принадлежит Джузеппе Бальзамо. Собственно, это именно то, ради чего он работает в Институте. Не за зарплатку же советскую он себя в этом подвале похоронил.
— Зачем ему рубидий? — заинтересовался Александр. — Для философского камня?
— Нас с вами это не касается, — оборвал его Преображенский. — Высшая магия — темная магия. Во всех смыслах.
— Да уж, — добавил Люцифер с важным видом.
— Есть факт, — продолжил профессор. — Бальзамо работает за рубидий. Вы взяли целый кратер, это наработка где-то за полгода, если я все правильно понимаю. Несколько капель он, может быть, простил бы, но чашу он найдет. Он очень сильный маг, мне до него как до Луны.
И к тому же — человек эпохи Возрождения. Цельная натура, если вы понимаете, о чем я. Так что воришек он скорее всего убьет или что похуже сделает…
— Я не воровал, — искренне возмутился Привалов. — Так получилось.
— Пока что да. А сейчас вы предлагаете именно украсть. Понимаете разницу?
— А то, что они делают, как называется? — Александр набычился. — Они же тоже… всех обкрадывают. Этой своей машиной. Отсекателем.
— Допустим, — сказал, немного помолчав, профессор. — Но им такое право дала система. Вы способны воевать с системой? Я не спрашиваю, хотите ли. Я спрашиваю — можете ли.
— Вы ее и понять-то не способны, — заявил Люцифер. — Не знаете общества, в котором живете.
— В общем, кратер будет возвращен владельцу, — завершил Преображенский. — С приличествующими извинениями. Это я, так уж и быть, возьму на себя.
— Нет, — сказал Привалов, удивляясь самому себе. Пару минут назад он был бы счастлив, что кто-то берет на себя мучительно-стыдную и даже страшную вещь — объяснения в тягостной ситуации. Сейчас он печенкой чувствовал, что это неправильно.
— Что нет? — удивился профессор. — Я же вроде бы понятно объяснил…
— Нет. Я сам. Это ведь я ее взял. Я и верну, — сказал Александр.
— И что вы скажете Бальзамо? — с иронией осведомился Преображенский.
— Что было, то и скажу, — пожал плечами Привалов, опять удивляясь себе: совсем еще недавно ему бы показалось, что нужно что-то выдумывать, врать и непременно изворачиваться, потому что он виноват, а виноватому полагается изворачиваться. Сейчас ему казалось странным, что он так думал.
— А вы не боитесь, что Бальзамо превратит вас в жабу, например? — прищурился профессор.
— Страшно, конечно, в жабу-то, — ответил Александр. — Но… бояться-то зачем? Теперь-то, — добавил он.
— Страх и боязнь вы тоже различаете? Неплохо, неплохо. Что ж, к Бальзамо я вас перенесу, а то вам самому в отдел не пройти. Я могу еще что-то сделать для вас? В смысле — быстро?