— Нет, нет, это невозможно, — перебила она его. — Ведь я люблю тебя, Никита Тихоныч, ах, как люблю! Никого в своей жизни не любила я так… никогда в своей жизни не мучилась я так от любви.
— Что ты говоришь, Марья? — удивленно спросил он ее.
— То, что говорит мне сердце.
— Да не ты ли просилась отпустить тебя? Да не ты ли еще сегодня в саду говорила мне, что не любишь меня?
Она сделала еще шаг к нему, приблизила свое лицо к его лицу и, обдавая его своим жгучим дыханием и не сводя с него своих блестящих глаз, страстным шепотом заговорила:
— Я говорила это, я; ненаглядный, неужто не понял ты меня? Злая ревность истомила мое сердце, лютая змея заползла мне в душу. И боярыню замыслила я утопить… но почему? Потому что хотела, чтобы ты был мой и ничей больше, потому что тяжко мне было видеть, что она — твоя жена и что я не могу любить тебя перед всеми, перед людьми, перед Богом… А любила я тебя — один Бог знает и видит как!
— Правду ли ты говоришь, Машенька? — проговорил Стрешнев, чувствуя, как у него кружится голова.
Тогда она увидела, что вернула всю его любовь к себе, что он окончательно ослабел.
Быстрым страстным движением она обвила его шею своими полными, красивыми руками, прижалась к нему всем своим телом и замерла на его груди.
Долгий страстный поцелуй слил их губы.
— Люблю, люблю тебя, мой ненаглядный, золото мое, счастье мое, жизнь моя… — шептала Марья Даниловна.
Карлица подобралась к дверям и приложила ухо к щели.
Радостно, беззвучным смехом засмеялась она и поплелась к ключнице.
— Сударыня-боярыня, ступай-ка к хозяйке да доложи ей, что князь ее светел остался в опочивальне королевны.
— Что ты врешь, ведьма? — прикрикнула на нее ключница.
— Пес врет, а не я. Я никогда не вру, сударыня-боярыня, а в таковом дел особливо! Пойди сама посмотри, коли мне не веришь.
Ключница поняла, что карлица говорит правду. Она пошла в опочивальню к Наталье Глебовне.
Наталья Глебовна не спала, когда та вошла, и испуганно взглянула на старуху. Она очень любила ее и вполне доверяла ей, потому что старуха выкормила, вынянчила ее и теперь сделалась домоправительницей в доме Стрешнева, вступив в него после брака Никиты Тихоновича на ее боярышне.
— Что скажешь, Гордеевна? — стараясь казаться спокойной, спросила Наталья Глебовна.
— Плохое, боярыня, плохое. Уж такое-то неладное, что и сказывать боюсь.
— Что случилось?
Старуха замялась.
— Говори, говори же мне все скорей, не скрывая. Я ничего не боюсь.
— Никита Тихоныч…
— Что Никита Тихоныч?
— Никита Тихоныч остался у той… у твоей разлучницы в опочивальне…
Горькая улыбка легла на лицо Натальи Глебовны.
— Я так и думала, — медленно проговорила она и поднялась с кровати.
Она уже почти оправилась от волнений этого вечера. Никакого недомогания она не чувствовала теперь, а только маленькую усталость и слабость.
— Ты бы полежала, негоже вставать-то, — заметила ей ключница.
— Ничего, Гордеевна. Я здорова. Для какой стати буду беречь себя? Жизнь моя никому не нужна, окромя как, может быть, Богу. Ему и хочу помолиться.
— Околдовала она его, верь моему старому слову, — заговорила ключница. — Не иначе, что околдовала. Антихрист наслал ее к нам, как и ко многим древним боярам.
— Что ты говоришь, Гордеевна…
— Верно говорю. На Руси нечисто стало. Всему старому, святому конец приходит. Царь кафтаны и бороды режет, немецкие обычаи вводит. Светопреставление скоро будет.
— Молчи, Гордеевна, ты меня пугаешь.
— Как не пугаться-то, дитятко? Везде нелады нынче. А уж у нас в доме… До старости дожила, ничего такого не видала… — она махнула рукой, и старые красные глаза ее заслезились.
Наталья Глебовна слушала ее со смущенным видом.
— Царь новую столицу выстроил на немецкой земле, повоеванной им, — продолжала старуха, — покинул он древний стольный град Москву-матушку и царицей взял немку…
— Да откуда ты знаешь все это, старая?
— Люди говорят, а за людьми и я. Много теперь в окрестностях укрывающихся от новшеств. Они и говорят.
Наталья Глебовна подошла к божнице, упала ниц перед образами, на которых были изображены потемневшие строгие лики святых угодников, и разразилась рыданиями.
Она горячо стала молиться.
— Господи, — молилась она, — вразуми его, отведи от него чары, верни ко мне! Ты, Милосердный Господи, дай мне сил перенести испытание… Господи, Господи!.. Помоги мне!