— Я хотел сказать тебе, боярыня, — тихо начал он, — что я обожаю тебя… Ни одна девушка в таборе — а у нас ли нет красивых девушек — не сравнится с тобою обликом. Повели мне что сделать— все сделаю для тебя; повели умереть — умру. Ослушался я старухи-матери и пришел к тебе.
— Так что ж ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты была счастлива. Ежели что нужно, скажи, я сделаю. Мать говорила, что ты рождена для того, чтобы жить среди богатства и знатных людей, но для того надо тебе уйти отсюда, освободиться от Стрешнева и ребенка.
Марья Даниловна зловеще засмеялась.
— Это сделать очень трудно, цыган. Но попробовать можно.
— Рассчитывай на меня. За тебя я готов хоть на плаху.
— Спасибо за это слово, цыган, только помощи твоей мне не нужно.
Но она вдруг задумалась.
Отчего не воспользоваться услугами этого обезумевшего человека?
— Впрочем, вот что. Со Стрешневым я справлюсь сама, а ежели ты хочешь помочь мне, так есть здесь теперь один мой ворог лютый, который всему оказаться помехой может. Это князь… Убери его с моей дороги…
За дверьми как раз в это время послышался шорох.
Кто-то взялся за ручку двери.
Марья Даниловна вздрогнула, быстро отвела цыгана в тень за полог кровати и шепнула ему:
— Стой, не шевелись, пока не подам знака. А ежели нужно будет — помоги.
Дверь отворилась — и вошел князь.
Марья Даниловна стояла у окна, освещенная луною, и князь смело и быстро, как будто делал правое дело, подошел к ней и страстно обнял ее.
Она не сопротивлялась, потому что план жестокой мести уже созрел в ее голове.
— Ах, это ты, князь, — сказала она засмеявшись. — Я поджидала тебя. Так и думала, что придешь. Ты смел и дерзок. Постой же, повремени малое время обнимать меня. Дай слово молвить. Люблю смелых людей. До сих пор казался ты мне маленьким трусом, и я не любила тебя…
— А теперь? — задыхаясь от восторга, проговорил князь. — Полюбила?
— Не знала я за тобой этой прыти! Скор уж ты больно. Любовь — что орлица: когда по поднебесью летает, вокруг верхушек древесных кружит, а когда и падаль на земле отыскивает. Нынче одно, завтра другое. Кто знает, может, и полюблю тебя. Но как ты попал ко мне?
— Никита Тихоныч уснул в своей опочивальне, и слышал я, как он наказывал карлице стеречь тебя. Вот я и подстерег, как она вышла из твоей горницы. Я и шасть сюда.
Показлось было мне, что ты говоришь с кем-то… Я и выжидал в сторонке у дверей.
— Это тебе померещилось со страху, князь.
— Надо быть так. А только страхом совершенно напрасно коришь меня. Когда человек любит — он ничего не боится.
— Ой ли!
— Право слово.
— Так ты любишь меня?
— Насмерть.
— Ой, князь, не говори таких слов. Все вы точно играете этим словом, а как дойдет дело… так вы и вспять.
— Испытай, красавица.
— Изволь, князь! Так ты любишь меня? Чудесно, коли так! И я полюблю тебя, ежели ты возьмешь меня в жены, — вдруг резко сказала она и смело глянула ему в глаза.
— Тебя?.. — растерянно произнес князь и отступил на шег.
— Да, меня… — вызывающе повторила она.
Князь рассмеялся. Этот смех обидел Марью Даниловну.
Кровь прилила ей в голову, и сердце сильно застучало.
— Что же? — спросила она его насмешливо. — Говоришь— любишь, ну, так и бери меня на всю жизнь, навеки.
— Шутки ты шутишь, Марья, — не зная, как отнестись к ее словам, сказал князь.
— Нимало. Почему бы тебе не взять меня в жены?
— Не можно этого, Марья.
— Не можно? — протянула она. — А почему бы это?
— А потому не можно, что князья не вольны брать себе в жены по своему сердцу.
— Да ведь ты меня любишь?
— Любить тебя завсегда можно, а взять в жены… Да к тому же я уж женат.
— А… — проговорила она, с ненавистью глядя на него. — А ежели бы был холост, взял бы меня?
— И тогда не взял бы, — неожиданно вырвалось у князя.
— Ну, Никита Тихоныч добрее тебя, он хотя и женат, а жену свою уговорил уйти в монастырь, а меня возьмет в жены. Так вот, видишь, князь, мы с тобой не пара. Пошто же я променяю Никиту на тебя, сам рассуди.
Но князь, все еще улыбаясь, сделал к ней несколько шагов и хотел обнять ее.
— Не тронь! — дрожащим голосом сказала она. — Ой, поберегись, князь! Худу не быть бы.
— Хочешь не хочешь, ты будешь моею, — исступленно сказал он и придвинулся к ней ближе.
Тогда она ударила в ладоши! И мгновенно, точно призрак, вырос перед князем цыган.
— А! Так ты вот как!.. — отступил князь в страхе к дверям. — Хорошо же, я скажу Никите Тихонычу завтра, каково хорошо охраняет тебя его карлица.