— А! — произнес князь и отвернулся к окну.
И сквозь одолевавший его сон ему мелькнули бледное лицо с большими серыми глазами, черная, развившаяся коса, разметанная по белым плечам, и послышался низкий грудной голос, шепчущий ему: «Князь, не замай! Невеста я Прохора! Руки на себя наложу! Ей-ей, руки наложу!» Но не послушался князь, зверь в нем говорил, и, не любя, погубил он человеческую душу. И теперь он отвернулся от окна, где сквозь кисейные занавески на него глянуло заходящее зимнее солнышко, глянуло и, точно застыдившись такого злодея, сейчас же спряталось за тучку.
— Дьявол! — крикнул он, стукнув чаркой по столу. — Ты что, вздумал шутки шутить со мной? Или жизнь не дорога стала? Давай вина!
Васька подскочил и долил чарку доверху.
Вдруг пришел холоп с докладом, что князя зовут к боярину Черкасскому, которого ранили утром на улице; думали, было, что он кончается, но боярин пришел к вечеру в себя и послал за князем Борисом Алексеевичем.
— Есть лекарь у него? — спросил князь Пронский посланного. — Кто?
— Царский лекарь Стефан Симон! — ответил посланный. — Боярин дюже мучился… теперь полегчало.
— Кто же это его саданул?
— Неведомо. Андрюшка-кучер сказывал, чужеземец какой-то: боярин-де в кулачный бой хотел вступить…
— Чужеземец ранил? — спросил князь. — А ведомо — кто?
Холоп отрицательно покачал головой.
— Хорошо, ступай, скажи боярину, скоро буду! — и, не поклонившись домочадцам, князь вышел в свои покои.
Глава 12
В маленькой каморочке Ефрема было тихо; наступавшие сумерки чуть пробивались сквозь крошечное оконце и едва освещали сгорбленную фигуру старика над столом.
— Ефрем! Ефрем! — окликнул его кто-то шепотом в щелку двери. — Ты здесь?
— Здесь, что надоть? — слабым голосом ответил старик.
— Обедать чего не идешь? Остыло, поди, все.
— Я не хочу есть. Да кто тут? Входи, что ль!
— Попритчилось что? — прошмыгнув в дверь и садясь на лавку, спросил Васька Кривой. — Разве что случилось? Князинька-то чернее тучи пришел и уж пил, уж пил, куда только в него лезло? От Черкасского князя пришли звать. Сказывают, ранили…
При последних словах Ефрем поднял взор на говорившего.
— Так боярина, говоришь, дома нет? — оживившись, спросил он. — Ушел? А не сказывал, когда вернется?
— Велел вечерять в угловой комнате готовить… Одному, чтобы плясуны и песенники были.
— Пропала моя головушка! — схватившись обеими руками за волосы, проговорил с надрывом Ефрем.
— Что так? Да говори, дед, в чем дело? Может, каким ни на есть советом и помогу тебе.
— Где уж мне помочь? Пропал, совсем пропал!
— Да ты расскажи. Знаешь, чай, что Васька Кривой — не ворог тебе? Рассказывай! Ты Ваську из беды вызволил, может, и он тебе на что-либо пригодится.
— Нет, Васенька, никому беде моей не помочь, супротив боярина никому не пойти! — и слезы потекли по морщинистым щекам ключника.
— И упрям же ты, как погляжу! — покрутил головой Васька. — Ну отчего же не сказать? Хуже от того не будет. Нет? Ну, так и говори.
— Срамотно.
— Эвона! Меня-то срамотно? Да нешто я видов не видал? И что ты, старик богобоязненный, грамотного наделать мог?
— Видно, прогневил я Бога!
— Ну, да ладно, будет уж причитать, сказывай, знай! Или забыл, что князиньку я часом веселю, а часом и душой смущаю? Сегодня за обедом он смеется, зубы скалит, а я ему шасть на всю комнату: «Марья, мол, глазастая, удавилась». Он побелел весь, да как зарычит на меня!..
— А вправду Марья удавилась? — спросил Ефрем.
— Вправду. Утром по обедне! Взяла веревку и на крюке печном и удавилась. Дура-баба, известно! Онамеднись боярин-князинька ее, хамку, к себе в угловую звал… а сегодня она удавилась. Известно, хамка.
— Что ж, Васька, — глухо спросил старик, — по-твоему, у хамки и души нет?
— Известно — пар! — презрительно ответил Васька.
— А ты сам-то — не хамово отродье?
— Я-то? — гордо закинув лысую голову, проговорил Васька. — Я-то не весь хам; почитай и во мне боярская кровь течет, да еще какая: Ромодановская-Стародубская!..
Ефрем невольно улыбнулся этому смешному самозванству; он часто слышал, что Васька считал себя побочным сыном боярина Ромодановского, но плохо верил этому, потому что уж очень безобразен был «отпрыск» Ромодановских…
— Ты не смотри, что у меня глаз кривой да плешь во всю Красную площадь, — обидчиво заметил Васька. — В молодости девки на меня во как заглядывались!.. Ну, а как же ты-то? Не скажешь, какая кручина?