Алексей Михайлович глубоко вздохнул и, шагнув к красивой, статной блондинке, зардевшейся, как маков цвет, быстро протянул было ей кольцо; но Морозов еще быстрее отдернул его руку и, подтолкнув его к Милославским, прошептал:
— Вот дочери боярина Милославского!
— Которая же?.. — растерянно спросил царь.
— Меньшая, — торопливо произнес Морозов и, подойдя к сестрам, вывел за руку бледную Марию Ильинишну.
В то время как ее сестра Анна, вспыхнув и закусив губы, отступила, царь подал Марии кольцо и ширинку в знак того, что выбрал ее в царицы, и пытливо заглянул ей в глаза. Что-то опять кольнуло его в сердце, когда он встретил полный тоски, отчаяния и ужаса взгляд.
Итак, Мария Ильинишна лишилась любимого человека, но в конце концов привязалась к мягкому, добросердечному и любящему молодому царю, и если бы захотела, то могла бы иметь на него большое, очень большое влияние. Но… однако она этого не захотела. С того дня как стала она русской царицей, как поняла, что призвана на этот высокий пост не по достоинству своих качеств и заслуг, не по силе своего чувства, а лишь для того, чтобы «не иссяк корень государева рода», она стала равнодушно смотреть на все то, от чего другие так волновались, так страдали; когда она поняла, что только ради каких-то боярских интриг ее разлучили с горячо любимым человеком и избранным ею женихом, она стала медленно застывать в равнодушии, замыкаться сама в себе, как заколдованная царевна старых русских сказок. Этому помогло еще и то обстоятельство, что ее «ненаглядный Володюшка» с момента избрания ее царской невестой словно в воду канул вместе со всей своей родней.
Глава 27
Думы царицы были прерваны входом боярыни Хитрово. Как всегда, Елена Дмитриевна была нарядно одета, весела и беззаботна и внесла с собою оживление и веселость.
Ее очень любили царевны, и к ней была искренне привязана царица; верховые боярыни скрывали свою нелюбовь и зависть ко всеобщей любимице двора под покровом приторной любезности, но ее отлично понимала умная «вдовица».
Царица встретила ее приветливо.
— Что запропастилась, Дмитриевна? — ласково спросила она, целуя боярыню в щеку, после того как та по ритуалу приложилась к ее плечику.
— Дел пропасть, матушка-царица!
— Какие-такие дела объявились у боярыни? — со скрытым ехидством спросила одна из боярынь.
— Да неужто и всего дел-то, что в оксамит[11] рядиться с утра до вечера и с вечера до утра? — колко ответила ей Хитрово.
— Кому на ночь нужно одевать оксамит, тот и надевай, а тот нет, ежели кому это незачем, — отпарировала боярыня.
Елена Дмитриевна вспыхнула, поняв злой намек, и уже собралась беспощадно отделать верховую боярыню, однако царица ласково остановила ее, грозно взглянув на «задравшую» ее обидчицу.
— Полно, Дмитриевна, брось! Скажи лучше, где была утром, что видела? Садись около меня, вот здесь… — И царица указала Хитрово на скамью у своих ног.
— К царевичу Алексею, сказывают, в дядьки князя Пронского Ивана Петровича надумали назначить, — озабоченно и вполголоса проговорила Елена Дмитриевна.
— А что же, разве плох твой Иван Петрович? — довольно равнодушно произнесла царица.
— Знаю я Пронских, — горячо заговорила Хитрово. — Все они нрава крутого, властного и гордыни непомерной… А царевич пока — еще дитя малое, а подрастет потом — они властвовать над ним начнут; а он и духом слаб, и телом, поди, как хил: они этого и в толк не возьмут, измываться над ним станут…
— А кто ж за Пронского-то? — спросила царица.
— Твой свойственник, царица, Стрешнев боярин.
— И никто ему не перечит?
— Пробовал было батюшка твой, — проговорила
Хитрово, — Плещеева ставил, да царь и Стрешнев куды! І Ірямо на дыбы!
— Еще бы! Плещеев стар, скоро совсем из ума выживет. Ну, и что ж, на чем порешили? — без всякого признака любопытства спросила царица.
— Порешили на князе Пронском, — ответила Елена Дмитриевна, всегда как-то обескураживаемая таким безучастием Марии Ильинишны. — Ты бы, матушка-царица, слово молвила за царевича — ведь твой он, поди, сыночек!
Грустная улыбка тронула губы царицы.
— Мне замолвить словечко? А ты б прежде спросила, кто же слово-то мое слушать станет?
— Ты — мать.
— Ма-ать! Может, в какой заморской стране материнское слово в толк берут, да, вишь, не у нас! — И Мария Ильинишна безнадежно махнула рукой. — Что еще нового?
— Царь в поход собирается выступить летом.