— Ларри, сделай уже что-нибудь! — пропищала мать, не без труда вырываясь из объятий здоровенного таксиста.
— Скажи им, что ты пожалуешься британскому консулу. — Ларри пришлось перекрикивать этот шум.
— Дорогой, не говори глупости. — У матери сбилось дыхание. — Просто скажи им, что мы ничего не понимаем.
Марго, тихо закипая, вклинилась в общую массу.
— Мы Англия, — выдала она бурно жестикулирующим таксистам. — Мы не понимать греческий.
— Если этот тип еще раз меня пихнет, он получит от меня в глаз, — буркнул Лесли, наливаясь кровью.
— Ну, ну, дорогой. — Мать тяжело дышала, все еще отбиваясь от водителя, который настойчиво подталкивал ее к своей машине. — Они ведь не желают нам плохого.
И тут всех заставил разом смолкнуть голос, перекрывший этот гвалт, басовитый, громоподобный глас, каким мог бы разговаривать действующий вулкан.
— Эгей! Вам не нужно такой, кто говорит на ваш язык?
Повернув головы, мы увидели старенький «додж», припарковавшийся у обочины, а за рулем — плотно сбитого коротышку с мясистыми ручищами и дубленой скалящейся физиономией, в лихо заломленной набекрень кепке. Он открыл дверцу, выпростался наружу и вразвалочку направился к нам. Потом остановился и с еще более свирепым оскалом обвел взглядом притихших таксистов.
— Они к вам приставать? — спросил он у матери.
— Нет, нет, — не слишком убедительно заверила она. — Просто нам было сложно понять, о чем они говорят.
— Вам не нужно такой, кто говорит на ваш язык, — повторил новенький. — Народ сякой-такой… извините за грубый слово… родная мама продается. Один минут, я их положу на место.
Он обрушил на водителей такой поток греческого красноречия, что буквально размазал их по асфальту. Расстроенные, злые, они махнули на все рукой, спасовав перед этим уникумом, и разбрелись по своим машинам. Проводив их последней и, судя по всему, убийственной тирадой, он снова обратился к нам.
— Куда вы ехать? — почти воинственно спросил он.
— Вы можете показать нам свободные виллы? — поинтересовался Ларри.
— Без проблема. Я вас отвезти куда угодно. Только сказать.
— Нам нужна вилла с ванной, — твердо сказала мать. — Знаете такую?
Его черные бровищи соединились в узел, характерный для мыслительного процесса, а сам он стал похож на огромную загорелую горгулью.
— Ванные? — переспросил он. — Вам нужна ванные?
— Все, что мы пока видели, было без ванной, — уточнила мать.
— Я знаю виллу, где ванны, — заверил он ее. — Но я не знаю, как большая она для вас.
— А вы не могли бы нам ее показать?
— Без проблема. Садитесь в машины.
Мы все расселись в его просторном автомобиле, он впихнул свой мощный торс в пространство за рулем и включил передачу с ревом, заставившим нас вздрогнуть. Мы неслись по кривым улочкам пригорода, петляя среди навьюченных ослов, телег, кучкующихся крестьянок, бесчисленных дворняг и оповещая всех оглушительным клаксоном. Пользуясь моментом, наш водитель решил поддержать разговор. Обращаясь к нам, он каждый раз выворачивал свою массивную голову назад, и тогда машина начинала мотаться туда-сюда, как пьяная ласточка.
— Вы из Англия? Я так и думать… Англия не могут без ванная… Я имею ванная… Я звать Спиро, Спиро Хакиаопулос… Все меня называть Спиро Американец, потому что я жил в Америка… Да, восемь лет Чикаго… Вот почему я имею такой хороший английский… Ехать туда делать деньги… Через восемь лет сказал: «Спиро, деньги уже есть» — и я снова в Греция… привез эта машина… самая хорошая на наш остров… никто не иметь такая машина… Меня знать все английский турист… приезжать сюда и меня спрашивать… тогда их никто не обмануть… Я люблю англичане… самые такие хорошие… Если бы я не грек, я бы англичанин, видит боги.
Мы промчались по дороге, выбеленной толстым слоем шелковистой пыли, которая поднималась за нами горячими клубами, а вдоль дороги выстроились ощетинившиеся грушевые деревья, этакий забор из зеленых щитов, остроумно поддерживающих друг друга, в пестрой разметке краснощеких плодов. Мы миновали виноградники с низкорослыми лозами, прошитыми изумрудными листочками, и оливковые рощицы с дырчатыми стволами, строившими нам из своих тенистых укрытий удивленные рожицы, и сбивающийся в кучи полосатый, как зебра, сахарный тростник, помахивающий огромными листьями, точно зелеными флагами. Наконец мы с ревом одолели холм, Спиро ударил по тормозам и остановил машину, подняв клубы пыли.