— Есть еще вопросы?
Она ловит на себе взгляд Гиббонса и спешит отогнать жуткие мысли.
— Значит, вы уверены насчет этой болезни? Знаете, что надо делать? Просто посмотрели и сразу все поняли?
— Не верите, так поступайте как обычно, по учебникам, шагайте прямиком в могилу. Или вырвите проблему с корнем — сожгите весь промышленный квартал. Ваш любимый способ — рубить с плеча — тут поможет. А этот вирус, — доктор машет в сторону микроскопа, — пока не очень жизнеспособен, хотя, конечно, мутирует быстро. Он слишком слаб. К тому же человек для него — не лучшая среда. Чтобы заболеть, его надо втирать в слизистую — в нос, в глаза, в задний проход — куда-нибудь поближе к крови и внутренним органам, туда, где он сможет расти.
— Тогда все в порядке, раз этот вирус не опаснее гепатита и фагана.
— Только в отличие от них может сильно мутировать. И вот что: ищите предприятие с химрезервуарами, с бассейнами, в которых выращивают какие-нибудь организмы, — фабрику «Хайгро» или «Агрогена», завод, где делают пружинщиков, — что-то вроде того.
Глядя на мастиффов, Канья спрашивает:
— Пружинщики способны разносить эту болезнь? Гиббонс похлопывает одного из псов по спине и отвечает:
— Птицы и млекопитающие — да. Но сперва осмотрите фабрики с такими резервуарами. Будь мы в Японии, я бы в первую очередь подумал на места, где выращивают пружинщиков, но тут источником может быть любое биопроизводство.
— Какие именно пружинщики? Гиббонс сердито фыркает.
— Да при чем тут «какие»? Дело в контакте с вирусом. Если их растили в зараженных бассейнах, они могут быть переносчиками. К тому же оставите вирус как есть — мутирует и скоро перекинется на людей, и откуда он пришел, уже будет не важно.
— Сколько у нас времени?
— Это вам не период распада урана и не скорость парусника — тут не измеришь. Хорошо его кормите, и он сам научится есть, разводите в сыром городе, забитом людьми, и он расцветет. А стоит ли устраивать панику — решайте сами.
Презрительно скривив губы, Канья выходит из лаборатории. Гиббонс кричит ей вслед:
— Удачи! Сгораю от нетерпения узнать, кого из своих многочисленных врагов вы убьете первым!
Она пропускает язвительные слова мимо ушей и спешит на свежий воздух.
Подходит Кип, вытирая волосы полотенцем.
— Помог вам доктор?
— Он достаточно рассказал.
Ледибой смеется тонким птичьим голоском.
— Я когда-то тоже так думала, но позже поняла: он никогда не говорит всего сразу, самое важное оставляет на потом. Доктор любит общество. — Кип осторожно трогает гостью, замечает, что та заставляет себя не отдергивать руку, и прибавляет с легкой улыбкой: — Вы ему понравились, он захочет увидеть вас снова.
Канью передергивает.
— Должна его огорчить.
Кип глядит на нее большими блестящими глазами.
— Надеюсь, вы не умрете скоро, мне вы тоже понравились.
Покидая жилище Гиббонса, Канья замечает Джайди: тот стоит на берегу, смотрит на прибой, потом, словно почувствовав ее взгляд, поворачивает голову и, улыбнувшись, исчезает в воздухе. Еще один дух, которому некуда идти. Она думает, сможет ли бывший капитан когда-нибудь переродиться или так и будет ее преследовать. Вдруг, если доктор прав, он ждет реинкарнации в теле, которому не страшны эпидемии, в создании, пока не сотворенном? Может, его единственная надежда — обрести жизнь в форме пружинщика?
Канья гонит прочь опасную мысль и желает Джайди воплощения в райском месте, где нет и быть не может ни пружинщиков, ни пузырчатой ржи; пусть никогда не достигнет ниббаны[92], не станет Буддой, вечно живет монахом, но не будет страдать, видя, как мир, который он так самоотверженно защищал, обгладывают до костей толпы услужливых пружинщиков, этих заполонивших все вокруг тварей, этого нового триумфа природы.
Джайди умер, но, может, смерть — лучший выход для любого человека? Может, если сунуть в рот ствол пружинного пистолета и спустить курок, сама она станет счастливее? Если бы не ее большой дом да не камма, отягощенная предательством…
Нет, уверенной можно быть только в одном — в своих обязанностях здесь. Никаких сомнений: ее душу снова отправят на землю и, если повезет, поместят в человека, а нет — в собаку или в таракана. Оставив за собой хаос, к нему же Канья и будет возвращаться раз за разом — после всех ее предательств это неизбежно. Она должна продолжать свою войну до тех пор, пока камма не станет чистой. Уйти от проблемы, убив себя, значит вернуться к ней же и встретить ее в более страшной форме. Для таких, как Канья, выхода нет.