Мысль о Виктории причинила мне боль: я еще не успел толком разобраться в том, что случилось. За срок, промелькнувший для меня как несколько дней, она предала забыла, забыла, как мы понимали друг друга без лишних слов, и начала новую жизнь, в которой мне уже не было места.
С момента возвращения я еще не встречался с ней, хотя не приходилось сомневаться, что весть обо мне достигла ее ушей. Пока не миновала внешняя угроза, мне все равно было с ней не свидеться, да я, пожалуй, и не хотел этого. Сперва надлежало разобраться в себе. Тот факт, что она ждет ребенка от другого, — мне не преминули сообщить, что он администратор из службы просвещения по фамилии Юнг, — вначале не слишком задел меня просто потому, что я в него не поверил. Уж очень недолго, по собственным меркам, я отсутствовал, а такого рода события требуют времени…
Даже найти дорогу к штаб-квартире верховных гильдий оказалось нелегким делом. Внутренняя планировка Города стала иной, незнакомой.
Повсюду меня окружали толкотня, гвалт и грязь. Каждый свободный квадратный ярд был отдан под временные спальни, и даже в коридорах лежали раненные. Часть стен и переборок была разобрана, а у входа в штаб-квартиру верховных гильдий — там, где раньше размещались удобные, заботливо обставленные комнаты отдыха для гильдиеров, — приютилась построенная на скорую руку кухня.
И над всем этим витал неистребимый запах горелой древесины.
Город бесспорно стоял на пороге коренных реформ. Сама традиционная система гильдий распадалась на глазах. Многие горожане уже поменялись ролями: в составе путевых бригад мне доводилось сталкиваться с людьми, впервые в жизни оказавшимися за городским стенами, — до начала полосы атак они были инженерами службы синтеза, учителями или клерками внутренней службы. О том, чтобы использовать наемный труд, теперь не могло быть и речи, каждая пара рук ценилась на вес золота. Зачем при таких обстоятельствах я срочно понадобился Клаузевицу, оставалось полной загадкой.
В кабинете разведчиков будущего его не оказалось. Я подождал с полчаса, но тщетно, и, рассудив, что на путевых работах приносил и приношу Городу больше пользы, чуть было не ушел.
Навстречу мне попался разведчик Дентон.
— Вы разведчик Манн?
— Так точно.
— Нам с вами приказано выехать из Города. Вы готовы?
— Меня вызвали к разведчику Клаузевицу.
— Совершенно верно. Он и послал меня за вами. Верхом ездить умеете?
За время своей экспедиции я и позабыл, что на свете существуют лошади.
— Умею.
— Хорошо. Встретимся на конюшне через час.
С этими словами он скрылся за дверью кабинета. Я оказался на целый час предоставленным самому себе. Мне нечем было заняться, не с кем поговорить. Все мои связи с Городом безвозвратно оборвались, даже облик его не пробуждал воспоминаний — все слишком переменилось после пожара.
Я отправился на южную сторону взглянуть собственными глазами на то, что осталось от яслей, но там не сохранилось ничего, даже пепелища. То ли постройки сразу сгорели дотла, то ли их скелеты впоследствии демонтировали, только на месте классов и кают теперь была видна лишь голая сталь опорной рамы. Я беспрепятственно смотрел отсюда на реку и на южный берег, где мы сражались с туземцами. Рискнут ли они еще раз напасть на нас? Их обратили в бегство, но если Город действительно вызывает у туземцев такую ненависть, они рано или поздно оправятся от поражения и атакуют нас снова.
Только сейчас у руин собственного детства до меня дошло, насколько же мы уязвимы. Город не был создан для того, чтобы отражать вражеские атаки, — он был медлителен, неповоротлив, построен из легко воспламеняющихся материалов. Пути, канаты, деревянные башни и стены — все это было так легко разрушить и сжечь.
Туземцы, наверное, и не догадываются, как несложно было бы разрушить Город до основания: всего-навсего лишить его способности к перемещению, а потом сидеть сложа руки и ждать, пока движение почвы не снесет его на юг, к верной гибели.
Поразмыслив немного, я пришел к выводу, что местные жители, к счастью для нас, не способны разгадать нашу главную слабость, а узнать о ней им не от кого. Ведь насколько я мог судить, странные превращения, происходившие с моими подопечными в крайней южной зоне, казались превращениями только мне, сами они их даже не замечали.