Выбрать главу

Идти оказалось недалеко. Марсиане, за которыми мы следовали, вышли на перекресток, присоединились к группе, пришедшей с другой стороны, и все вместе скрылись в ближайшем к углу строении. Оно было обширнее, чем все, какие мы видели до сих пор, и, насколько удавалось судить в прерывистом свете прожекторов на башнях, проще по архитектуре. В окнах горели огни, а, подойдя ближе, мы услышали изрядный шум, доносящийся изнутри.

Амелия о преувеличенной жадностью втянула ноздрями воздух.

— Мне чудится запах еды, — сказала она. — И звон посуды.

— А мне чудится, — отозвался я, — что вы принимаете желаемое за действительное.

Как бы то ни было, настроение у нас обоих явно поднялось, и эта перемена, пусть даже мимолетная, доказывала, что Амелия разделяет мои вновь обретенные надежды на будущее.

На сей раз, приблизившись к зданию, мы не колебались ни секунды — так воодушевил нас первый удачный опыт, — а решительно отворили широкие двери и вошли в большой, ярко освещенный зал.

С первого взгляда стало ясно, что это такое: по всей площади пола параллельными рядами были расставлены длинные столы, и каждый стол окружала толпа пирующих марсиан. На столах громоздились блюда с яствами, воздух был насыщен испарениями и густыми запахами, а стены содрогались от громких криков. В дальнем конце зала, вероятно, располагалась кухня: десяток-полтора марсианских рабов были заняты тем, что раскладывали кушанья по тарелкам и блюдам и выставляли их на возвышении у стены.

Марсиане, за которыми мы следовали, без промедления направились к возвышению и выбрали себе еду.

— Наши беды позади, Амелия, — воскликнул я. — Вот и ужин, бери сколько хочешь.

— По-вашему, мы можем есть эту пищу без опаски?

— А вам она кажется ядовитой?

— Откуда нам знать? Мы не марсиане, наше пищеварение может действовать иначе, чем у них…

— Во всяком случае, я не намерен заморить себя голодом по собственной трусости. И кроме того, на нас смотрят…

Это была правда: в доме-спальне мы простояли минут пять и нас никто не заметил, здесь же наша неуверенность сразу привлекла к себе внимание. Я взял Амелию под локоть и подвел ее к возвышению.

Я изголодался настолько, что еще поутру думал: дайте мне самую несъедобную вещь, и я ее немедленно проглочу. Однако за минувшие часы лютый голод поутих, сменившись чувством тошноты, и влечение к еде стало отнюдь не таким неукротимым, как можно было ожидать. Более того, едва мы подошли к возвышению вплотную, выяснилось, что марсианская пища при всем своем обилии выглядит не слишком аппетитно, и я испытал непостижимый приступ брезгливости. Пища здесь, как правило, была жидкой или полужидкой я подавалась в массивных супницах или чашах. И хотя во время наших странствий мы встречали отдельные поля, где возделывали злаки, основу питания местных жителей составляли, по-видимому, багровые растения: во многих супницах в огромном числе плавали красные стебли и листья. Впрочем, на одной-двух тарелках лежало нечто напоминающее мясо (хотя и недоваренное), а сбоку были нарезаны кусочки чего-то, что держи крестьяне хоть какой-нибудь скот, могло бы сойти за сыр. В довершение всего на возвышении стояли стеклянные кувшины с яркими жидкостями, и марсиане обильно поливали ими свою пищу.

— Давайте отведаем как можно больше блюд, но по-немножку, — шепнула Амелия. — Тогда, если где-то и скрыта отрава, опасность будет невелика.

На большие, тусклого металла тарелки мы положили столько пищи, сколько они могли вместить. Разок-другой я рискнул понюхать, что беру, но, мягко говоря, не получал удовольствия.

С тарелками в руках мы двинулись к боковым столам, подальше от основной массы марсиан. Правда, за столом, который мы выбрали, также сидело несколько едоков, но мы, миновав их, направились к дальнему его концу. Сиденья представляли собой длинные низкие скамьи, по скамье с каждой стороны стола. Мы с Амелией сели рядом; в странной этой столовой нам было очень не по себе, хоть марсиане, едва мы отошли от дверей, вновь перестали обращать на нас внимание.

Каждый из нас отведал по кусочку пищи: вкусной ее назвать было нельзя, но она по крайней мере была горячей и несравнимо более приятной, чем пустой желудок. Спустя минуту Амелия произнесла вполголоса:

— Эдуард, долго мы так не продержимся. До сих пор нам просто везло.