Четыре правительственных эксперта поднялись на борт. Я понятия не имел, кто они по чину и зачем летят с нами, но проводил их в каюты. Последним явился Уилсон, меланхоличный светловолосый юноша девятнадцати лет. Он уже протащил на борт три коробки с вещами и теперь пытался пронести ещё три.
— А это ещё что такое? — осведомился я.
— Пластинки.
— Граммофонные, зубные или металлические?
— Фотографические, — буркнул он без намека на улыбку.
— Будешь у нас штатным фотографом?
— Да.
— Ладно, брось коробки в среднем трюме.
Он нахмурился.
— Их нельзя бросать, сваливать в кучу или резко передвигать. Их необходимо укладывать, — заявил он. — Очень осторожно.
— Ты меня понял! — Мне парнишка понравился, но уж слишком он важничал.
С величайшей осторожностью поставив коробки на трап, он медленно оглядел меня с ног до головы, а потом с головы до ног. Его губы превратились в ниточки, костяшки пальцев побелели.
— И кем вы будете, когда смените робу на парадную форму? — спросил он.
— Парламентским приставом, — проинформировал я парня строгим голосом. — А теперь отнеси коробки туда, где они будут в безопасности, и уложи их, соблюдая все меры осторожности, а иначе я сброшу их вниз — и лететь они будут сотню футов.
Удар пришелся в слабое место. Если бы я пригрозил Уилсону сбросить его самого, он пообещал бы закинуть на орбиту меня. Но ради своих драгоценных коробок он был готов держать норов в узде.
Наградив меня взглядом, красноречиво обещавшим нелегкую жизнь и безвременную смерть, он понес коробки в трюм, прижимая их к груди как младенцев. Пожалуй, я обошелся с парнишкой слишком строго, но в тот момент этого ещё не понимал.
Двое пассажиров о чем-то спорили, пристегивая ремни безопасности. В мои обязанности входила проверка ремней новичков, и пока я этим занимался, слышал каждое их слово.
— Можешь говорить все, что пожелаешь, — заявил один эксперт, — но ведь эта штуковина работает!
— Я и сам знаю, — раздраженно фыркнул другой. — В этом все и дело. Я тысячу раз проверял безумные выкладки Флеттнера, сам чуть не свихнулся. Логика вполне четкая, все неопровержимо. Тем не менее посылка совершенно абсурдна.
— Ну и что? Его первые два корабля моментально добрались до орбиты Юпитера. Они совершили полет туда и обратно быстрее, чем обычный корабль разогревает двигатель. Разве могло бы такое случиться, будь идея и впрямь бредовой?
— Да в своем ли ты в уме! — рявкнул противник, покрываясь алыми пятнами. — Это шарлатанство чистой воды! Флеттнер утверждает, что космическими расстояниями теперь никого не испугаешь, плоды труда тысяч астрономов можно выбросить в мусорную корзину. Мол, теперь нет такого понятия, как скорость полета в космосе, который якобы сродни и плазме и эфиру. Он говорит, что нельзя перемещаться с определенной скоростью, не имея точки отсчета, вернее, принимая за таковую точку воображаемую константу. Дескать, мы одержимы скоростями и расстояниями, поскольку наши разумы привыкли к установленным отношениям внутри Солнечной системы; но в открытом космосе нет величин, к которым можно бы приложить наши несовершенные мерила.
— Не волнуйтесь, ребята, все будет в порядке. Лично я уже написал завещание.
Моя попытка успокоить спорщиков получилась не слишком удачной. Один бросил на меня свирепый взгляд и сказал соседу:
— А я все равно считаю, что это бред.
В этот момент вошёл Мак-Нолти:
— Ты видел Уилсона?
— Нет. Но могу сгонять за ним.
— Попытайся его малость успокоить. Парень чуток не в себе.
Я нашёл Уилсона в его каюте. Он сидел, пристегнув ремни.
— Ты когда-нибудь летал на космолете?
— Нет, — едва слышно ответил Уилсон, подняв на меня остекленевший взгляд.
— Ну, не бери в голову. Бывали случаи, когда люди всходили по трапу на своих двоих, а возвращались по частям, но по статистике на американских горках народу гибнет гораздо больше.
— Думаешь, я боюсь? — Он вскочил так резко, что я вздрогнул, — ему даже не помешали ремни.
— Ну что ты! — Я замолчал, пытаясь найти подходящие слова. — Ты просто стараешься не переоценивать наши возможности.
Озабоченное выражение исчезло с его лица, глаза яростно засверкали.
— Сам не догадываешься, насколько ты прав.
— Вот что, приятель, — заговорил я как мужчина с мужчиной, — расскажи, что тебя гложет, и я постараюсь помочь.