— Да и стамитам не намного легче, — включился в разговор Людовик Пай. — Я тут перебросился словами вон с тем парнем. — Он указал на долговязую фигуру со скорбно опущенными плечами, идущую так, как идут за гробом. — Рассказал мне, что находится здесь уже четыре года, работает, как лошадь, а мяса не видит даже во сне.
— Ну вот вам и ещё одно небольшое наше преимущество, — заметил Уордл. — Порции кастанского вонючего варева рассчитаны так, чтобы пленные не потеряли работоспособность. Но какие пленные? Стамиты и алюэзинцы, которым требуется вдвое больше пищи, чем нам. Разумеется, наши тюремщики не будут из-за семерых землян перестраивать всю систему раздачи. Мы получаем порции наравне с остальными. Значит, если стамиты и алюэзинцы находятся в полуголодном состоянии, мы будем недоедать лишь на четверть.
— При таком количестве наших преимуществ странно, что кастанцы ещё не капитулировали, — язвительно бросил Пай.
— Будь уверен, приятель, они обязательно капитулируют, — заверил его Холден.
Уордл встал.
— Пока все складывается удачно, начнем действовать. Предлагаю разойтись в разные стороны и попытаться выудить из пленных дополнительные сведения. Заговаривайте с каждым, в чьих глазах есть хоть искорка жизни. Нам нужно выяснить, есть ли среди этой массы старшие офицеры и, если есть, сколько их.
Предложение было здравым и не вызвало возражений. Земляне разбрелись по двору. Первым в попытках завязать разговор, как всегда, оказался Холден. Он заметил стамита, который выглядел чуть бодрее остальных. Холден направился к нему и сразу же спросил:
— В этой дыре есть старшие офицеры?
— Конечно. Начальник тюрьмы. Разве вы не видели его, когда вас сюда привезли?
— Я спрашиваю не про Фестерхеда и его прихвостней. Есть ли старшие офицеры среди заключенных?
— Нет.
— Как это понимать? Их направили в другую тюрьму?
— Здесь нет офицеров, поскольку у заключенных нет званий, — терпеливо, будто последнему идиоту, объяснил стамит. — Здесь мы все имеем одно звание — пленные. Офицеры остались в прошлом.
— Вот оно что, — пробормотал Холден. — Что ж, по-своему вы правы.
Он нахмурил брови и двинулся дальше. Ему расхотелось заниматься расспросами. Через какое-то время Холден увидел Казазолу — самого молчаливого из семерки. Казазола говорил лишь в редких случаях, когда без слов было уже никак не обойтись.
— Представляешь, они считают, что раз попали в плен, о чинах надо забыть. И потому у них нет офицеров, — сказал ему Холден.
Казазола лишь скорчил рожу и пошёл дальше. Заметив Фоули, Холден направился к нему и слово в слово повторил то, что говорил их молчуну.
— Будет врать! — поморщился Фоули и пошёл продолжать свои бесплодные расспросы.
Вскоре Холдену стало скучно. Выбрав укромный уголок, он сел, скрестив ноги, зажал миску между колен и начал стучать по ней ложкой, заунывно подвывая тоненьким голоском:
— Мамка нэту, папка нэту. Пожалей минэ, гаспадин, подай во имя Аллаха.
— Сколько раз повторять, что ваш язык гномов здесь запрещен?
Приказ прозвучал откуда-то сверху. Глаза Холдена уткнулись в сапоги двадцатого размера. Подняв голову, он увидел хозяина сапог.
— О, добрый вечер, гвард-майор Слобович.
— Мое имя произносится Словиц, — заорал гвард-майор, обнажая лошадиные зубы.
Щелкнула дверь камеры, заперев их на ночь. Пять коек так и остались пустыми. Уордл долго глядел на них, потом сказал:
— Одно из двух: либо кастанцы ещё не успели заполнить этот корпус тюряги своими рабами, либо они намеренно отделили нас от остальных пленных. Первая догадка лучше.
— Какая разница? — спросил Пай.
— Разница есть. Если нас поместили в отдельную камеру, значит, кастанцам известно о землянах больше, чем мы думали.
Возможно, они знают и о нашей военной тактике. Мне предпочтительнее, чтобы враг был большим, неуклюжим и тупым.
— Вряд ли они знают о нас много, — пустился возражать Пай. — Кастанцы — самая сильная и многочисленная из известных нам рас. Под их владычеством находится около шестидесяти планет в разных частях Вселенной. Однако кастанская разведка ещё никогда не совала свой нос в наши пределы. Им хватало бесконечных войн со стамитами и алюэзинцами. И пока нас поблизости не было, они знали о нас лишь по слухам.
Пай пренебрежительно фыркнул.