— Крис, — прошептала Хэри, — а как у нас с тобой?.. Я невольно вздохнул. Нельзя сказать, чтобы это был счастливый день.
— Все прекрасно. А в чем дело?
— Я хочу с тобой поговорить.
— Пожалуйста. Я слушаю.
— Только не так.
— А как? Ты же видишь, у меня болит голова, дел полно…
— Было бы желание, Крис. Я выдавил жалкую улыбку.
— Хорошо, дорогая, говори.
— А ты скажешь мне правду?
Я поднял брови. Такое начало мне не нравилось.
— Зачем мне тебя обманывать?
— У тебя могут быть причины. Серьезные. Но если хочешь… чтобы… ну, видишь ли… тогда не обманывай меня.
Я промолчал.
— Я тебе что-то скажу, и ты мне скажи. Хорошо? Всю правду. Несмотря ни на что.
Я не глядел ей в глаза, она ловила мой взгляд, но я сделал вид, что этого не замечаю.
— Я уже говорила тебе. Не знаю, откуда я здесь появилась. Но, может, ты знаешь. Подожди, дай договорить. Может, и ты не знаешь. А если знаешь и не можешь мне теперь сказать, то… потом… когда-нибудь? Это не самое страшное. Во всяком случае, останется хоть какая-то возможность…
Мне стало холодно.
— Маленькая моя, что ты говоришь? Какая возможность? — бормотал я.
— Крис, кем бы я ни была, я не маленькая. Ты же обещал. Скажи.
От ее слов «кем бы я ни была» я онемел и мог только глядеть на нее, бессмысленно качая головой, словно защищаясь от того, что мне еще предстояло услышать.
— Послушай, ведь не обязательно говорить сейчас, скажи просто, что не можешь…
— Я ничего не срываю… — ответил я охрипшим голосом.
— Ну и прекрасно.
Хэри встала. Я хотел что-нибудь сказать, чувствуя, что нельзя так заканчивать разговор, но слова застревали в горле.
— Хэри…
Она стояла у окна, спиной ко мне. Темно-синий, пустой Океан распростерся под голым небом.
— Хэри, если ты думаешь, что… Хэри, ведь ты же знаешь, я люблю тебя…
— Меня?
Я подошел к ней, хотел ее обнять. Она оттолкнула мою руку.
— Ты такой добрый… — сказала она. — Любишь? Лучше бы ты меня бил!
— Хэри, дорогая!
— Нет! Нет! Замолчи, пожалуйста!
Хэри подошла к столу и стала собирать тарелки. Я глядел в темно-синюю пустоту. Солнце заходило, и огромная тень Станции равномерно покачивалась на волнах. Тарелка выскользнула из рук Хэри и упала на пол. Вода булькала в раковине. Рыжий цвет переходил по краям небосвода в золотисто-бурый. Если бы я знал, что делать. Если бы я знал! Наступила тишина. Хэри стояла за моей спиной.
— Нет. Не смотри на меня, — сказала Хэри, понижая голос до шепота. — Ты ни в чем не виноват, Крис. Я знаю. Не расстраивайся.
Я протянул к ней руку. Хэри убежала в глубь кабины и, поднимая стопку тарелок, сказала:
— Жаль. Если бы их можно было разбить, ох, расколотила бы я, расколотила бы все сразу!!
Я думал, что она действительно швырнет их на пол, но Хэри, посмотрев на меня, улыбнулась.
— Не бойся, сцен устраивать не буду.
Я проснулся среди ночи и сразу настороженно сел на койке. В комнате было темно; из коридора через приоткрытую дверь проникал слабый свет. Что-то пронзительно шипело, звук этот все нарастал, сопровождаемый глухими ударами, словно что-то большое отчаянно билось за стеной. «Метеор! — пронеслось у меня в голове. — Пробил обшивку. Кто-то остался там!»
Долгий хрип.
Я окончательно пришел в себя. Я же на Станции, не на ракете, а этот ужасный звук…
Я выскочил в коридор. Дверь малой лаборатории была открыта настежь, там горел свет; я вбежал туда.
Меня обдало невыносимым холодом. Кабину наполнял пар, от которого замерзало дыхание. Множество белых снежинок кружилось над телом, завернутым в купальный халат, оно слабо билось об пол. В этом холодном тумане я едва различил Хэри, я бросился к ней, поднял ее, холод обжигал мне руки, Хэри хрипела; я побежал по коридору мимо дверей, уже не чувствуя холода, пар, вырывавшийся из ее губ, огнем жег мне плечо.
Я уложил Хэри на стол, разорвал на груди халат, взглянул на ее обледеневшее дергающееся лицо: кровь замерзла во рту, черным налетом запеклась на приоткрытых губах, на языке блестели кристаллики льда…
Жидкий кислород. В лаборатории был жидкий кислород, в сосудах Дьюара. Когда я поднимал Хэри, у меня под руками хрустнуло стекло. Сколько она могла выпить? Все равно сожжена трахея, гортань, легкие; жидкий кислород сильнее концентрированней кислоты. Ее скрипучее, сухое, как звук разрываемой бумаги, дыхание замирало. Глаза были закрыты. Агония.