— Давай, парень, нужно тебя проверить!
Я опускаюсь в кресло и — упс! Будто в камень заковало. Или комбинезон чертов, или Голд виной, но вот я лежу, парализованный, а пузатый извращенец среднего возраста перекатывается на конторском кресле и возится с чем-то непонятным.
— Ну, наворочено… — вздыхает и направляется к загроможденному древнему столу у стены, возится там с ноутбуком. — Хм, Харгрив… кто знает, что делается в его голове… так, посмотрим, посмотрим… Это странно, очень странно! Это…
И вдруг радость, бывшая на лице Голда при встрече, исчезает напрочь. А вместо неё — ужас, растерянность, гнев. Парень сейчас сорвется в припадок, я такое видывал, знаю.
В руке Голда — пистолет, и дуло смотрит мне в лицо.
— Ты не Пророк! — шипит Голд.
А я все так же не могу шевельнуться.
— Ты кто? Что ты с ним сделал? — шипит Голд, наклоняется ко мне. — Это Харгрив, да? Он любит концы подвязывать. Харгрив тебя послал убить меня!
Интересно, в таком неподвижном состоянии сколько сможет Н-2 вынести? Интересно, какие у Голда есть инструменты? И сколько времени ему потребуется, чтобы вскрыть комбинезон, будто устрицу, и добраться до мягких частей внутри? Успокойся, Натан, успокойся, ты сейчас главный, ты все можешь, не надо паниковать, не спеши!
Вот, именно так, возвращайся к ноутбуку, проверь черный ящик — должен же быть в этой махине черный ящик, — прокрути логи, собери факты.
Факты он, по-видимому, собрал. Откинулся на спинку кресла, задумался. Через пару секунд вспомнил про меня, щелкнул чем-то — и я свободен! Затем встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.
Иду за ним в гостиную. Там, среди куч хлама, непонятным чудом отыскалось кресло, не заваленное доверху старыми бумагами. В кресле сидит Натан, подперев голову руками, и смотрит в ковер.
— Не могу я больше так, — жалуется он ковру. — Я ж не отвязанный штурмовик, не спец по особым заданиям, крутой, как ты… э-э… как Пророк был. Я — разобиженный вялый ботаник с паранойей. Мать твою, вот я весь.
Замечаю краем глаза: осьминог корчится в аквариуме. Щупальца скручиваются, раскручиваются, зовут меня издалека.
— Пророк должен был нас вывести. Морская пехота и шла за мной. А теперь…
Присоски медленно прилепляются к стеклу, одна за другой, бесконечная череда круглых стоп, на моих глазах тело твари надувается, пухнет огромным мясистым баллоном, затем медленно сдувается, будто тварь испустила медленный усталый вздох. Золотой немигающий глаз смотрит сквозь горизонтальную щель зрачка.
— Это Гудини, — говорит Натан из-за спины и спрашивает с надеждой: — Знаешь что-нибудь про цефалоподов?
Но тут же уныло поправляет себя: «Конечно же нет». Мы с Гудини рассматриваем друг друга через стекло аквариума.
— Они ж умнейшие из беспозвоночных… хм, земных беспозвоночных, — выдает Голд. — Поразительные способности к решению задач, прекрасная память, физическая подвижность на порядок лучше всего, на что способны мы, позвоночные. Знаешь, они контролируют каждую присоску по отдельности. Могут передавать камешек от одной присоски к другой, от кончика щупальца до клюва, через голову на другое щупальце, до кончика, так сотню раз — и ни разу камешек не уронить… Представь только, что б они с клитором делали?
Я поворачиваюсь и успеваю заметить гаснущую на его лице улыбку.
— Знаешь, у него половина нервной системы — в щупальцах. Можно сказать, эти твари в буквальном смысле думают руками.
Гудини отступает к груде искусственных камней, вливается в щели между ними, как эпоксидная смола. Исчезает прямо перед глазами, его тело воспроизводит не только цвет, но и текстуру камней. Голд вздыхает.
Он ошибся. Может, я и тупой солдафон, но знал пару вещей про этих ползучих тварей и до его лекции. Неподалеку от родительского дома, близ набережной, аквариум был со всякими морскими животными, и там — здоровенный треугольный бак из плексигласа, вделанный в стену из искусственного камня, полную пещерок и расселин. Но сколько б раз ни ходил — а платить же приходилось за вход, — драный осьминог всегда прятался в стене. Иногда заметишь глаз, пару щупалец, и все. Жалкое зрелище.
Но однажды ночью я с парой приятелей нагло прошмыгнул в аквариум. В общем, плевое дело, охранник малость поднюхивал кайфа и постоянно забывал включить сигнализацию после обхода. Приятели отправились к баку с акулами, ну а я, непонятно отчего, — к осьминогу. В галерее было сумрачно, зеленый такой сумрак от аквариумов, и никого — здорово, скажу тебе. И представьте, гребаная тварь выползла из норы! Оказывается, осьминоги — ночные твари. Этот надулся и — пу-уфф! Выбросил струю воды, понесся в открытое море. Только там не море, а гребаный бак с водой, и бедолага хряпнулся о стекло, точно обвислый пузырь с водой. Потом, расстроенный, сдутый, опустился на дно, но быстро собрался с силами на ещё одну попытку, надулся и — пу-уфф! Понесся в открытое море. И снова шлепался о плексиглас, опускался на дно — чтоб повторить все заново. Я смотрел минут десять — тварь так ничему и не научилась.