Хорошо сработал. Но к сожалению, оповестил всех и каждого о моем прибытии.
Джейк Харгрив усердно набивает мою голову разнообразными знаниями, треплется о целях великой миссии. Я залез в самую адскую прорву, а он чешет про экологию и сообщества насекомых. Я смотрю на небо цвета грязной серы, а он щебечет про эволюцию и коралловые рифы. Он предупреждает: я в самом улье, заразы тут до фига и больше, следует быть «крайне осторожным».
Да видел я уже тысячи и тысячи умерших от заразы на улицах этого города, и наплевать мне на осторожность. И ещё три раза — на споры и заразу. Ну только увижу гадов этих головоногих, порву в клочья, пока могу держать в руках оружие, пока есть патроны — разнесу вдрабадан!
Господь меня услышал — тут будто вся гребучая осьминожья рать собралась.
Я ещё из ума не выжил, лоб в лоб не лезу — здесь полно охотников, стреляющих по-снайперски и скачущих, как блохи. А ещё есть тяжеловесы, которым нипочем прямое попадание осколочной гранаты. Я прячусь, бегу от укрытия к укрытию, стреляю на бегу, петляю. Но завелся по-настоящему. Вот упал передо мной покалеченный топтун — и я не достреливаю скотину, а поднимаю его над головой и с маху разбиваю вдребезги о его же машинерию. Иногда схвачу, запущу руку через дыру в броне и выдираю, к черту, полупрозрачную серую слизь. Иногда стреляю, иногда луплю винтовкой, будто дубиной.
Все на одно лицо, каждый новый топтун — копия предыдущего, новый охотник — будто воскресший старый. Не знаю, клоны они или роботы с конвейера — а может, Н-2 намеренно сглаживает различия, чтоб моя совесть, бог упаси, не пошевелилась, чтоб не отмечал, кого завалил, а кого нет. Но попадается наконец тяжеловес, не похожий на прочих. Валиться упорно не хочет, не отстает, лезет упрямо. Ковыляет хромой коровой, но умудряется не попасть под мои ракеты, и бронебойные пули его почему-то не берут.
Клянусь тебе, Роджер, потолочный кот мне судия — этот урод в такой же злобе на меня, как я на него. Видел, как я кладу его приятелей, как редеют ряды. И он не чирикает и не свиристит, как остальные цефы, — он ревет. Я с легкостью его обгоняю, он едва тащится, ну, я как заяц в сравнении с черепахой… Спасибо, Роджер, я знаю, кто выиграл то самое состязание, очень хорошо знаю. Но всякий раз, как я оставляю тварь за спиной, она умудряется оказаться впереди, всегда оказывается между мною и целью. Прицепился урод, как триппер, будто я мамашу его трахнул или вроде того, и умный, сволочь, — играет на слабине. Обгонять-то я его могу — но пока не попадется топтун или охотник, они тут на каждом шагу. А тяжелый все лезет и лезет, загоняет в укрытие, заставляет выдаивать досуха Н-2. Когда я вынужден едва ползти, шагать с обычной человеческой скоростью, его руки-пушки блюют сталью. Его гребаный патронташ, наверное, тянется в другое измерение, патронов — море разливанное. Пытаюсь держаться повыше — так непременно какой-нибудь охотник заберется наверх и поливает оттуда разрядами и плазмой. Прячусь внизу, среди обломков и перевернутых контейнеров, — тучей налетают топтуны, лютая гнусь.
В общем, сам не понимаю как, но гад тяжеловес застиг меня на открытом месте. Ракета шарахнула о скалу в пятке метров слева — не прямое попадание, но близко, ох как близко. Взрывной волной меня подбрасывает в воздух, как сухую траву, перед глазами — россыпь красных иконок. Мир бешено крутится, затем — бах! Остановился, но как-то слишком болезненно и рано. Лежу на спине, и не внизу, закинуло на вывороченный пласт асфальта. Рядом — добитое желтое такси. В этом гребаном городе тараканов было меньше, чем такси.
Где-то близко, но не видно — за краем вывороченного пласта, — тяжело топают. Вот же его мать! Карабин улетел, «скарабей» против этого гада бесполезен. Есть гранаты, но тяжеловес меня попросту закопает…
Ха, постойте-ка!
Полоска заряда едва подбирается к половине — но ничего, хватит. Шлепаю две дозы пластита спереди такси, ставлю таймер, чтоб мне прямо в харю не бабахнуло. Ну все, Н-2, теперь выжимай до последнего, давай, что можешь! Господи, укрепи!
Я бью ногой! Машина взлетает над краем, несется вниз по красивой арке и приземляется точно в башку этому траходрому. А-а, Роджер, что за божественный звук, когда две глыбы металла врезаются друг в дружку! Это класс!
Гад, однако же, не подыхает — но валится наземь под двумя тоннами «шевроле». Ревет, скотина, раскачивает такси, старается выбраться до того, как таймеры отмерят положенное.
Но липучку подорвать — проще простого. Если взрыватель поставить на чувствительность, сработает от звука шагов в паре метров. А этот громила трясет машину как погремушку. От нулевого отсчета до большого «бабах», до раскаленного облака из горящего бензина, взрывчатки и железа — от силы полсекунды. Невыносимо долгих полсекунды. Тяжеловес успевает скинуть машину и встать на ноги — но тут ноги ему и отрывает.