— Да, отец, — пробормотал Кальдер.
— Да, отец, — буркнул Скейл.
— А теперь идите, и если я услышу еще об одной драке, то лучше пусть это будет жалоба на то, как вы вдвоем побили кого-то третьего. — Он стоял, упершись ладонями в бедра, пока они, держась за руки, плелись к выходу, вывалились в коридор и захлопнули за собой дверь. — Мне с трудом удается поддерживать мир между родными сыновьями, — пробормотал он, недовольно мотнув головой. — И как же я смогу примирить между собой предводителей Севера?
— Остается надеяться, что предводители Севера будут вести себя более по-взрослому, — отозвалась Урси; шурша юбками по полу, она подошла к супругу сзади и ласково положила ладони ему на бока.
Бетод фыркнул и прижал ее ладони к сердцу.
— Боюсь, это пустые надежды. На Севере любят великих воинов, а из великих воинов редко получаются великие вожди. Люди, лишенные страха, лишены и воображения. Головами они не думают, а расталкивают то, что попадается на пути. В наших краях славят злобных, спесивых, вспыльчивых людей, а в предводители толпа избирает самых ребячливых из них.
— В тебе они нашли предводителя совсем иного сорта.
— Я заставил их прислушаться ко мне. И Гремучую Шею заставлю прислушаться. И Девятипалого заставлю. — Тут Бетод подумал о том, кого именно он пытается убедить: жену или самого себя. — Он может быть вполне разумным человеком.
— Пожалуй, не столько может, сколько мог. — Дыхание Урси, негромко говорившей ему на ухо, щекотало шею Бетода. — Но Девятипалый кровожаден. Он упивается убийствами. С каждым днем он все меньше друг тебе, все меньше заслуживает доверия, вообще все меньше человек и все больше зверь. С каждым днем он все меньше Логен и все больше Девять Смертей.
Бетод поморщился. Он знал, что тут она была права.
— Иногда он бывает вполне спокойным.
— А в остальное время? Ты знаешь, что на прошлой неделе он перебил в загоне целое стадо овец?
Кривая ухмылка Бетода превратилась в гримасу.
— Слышал об этом.
— Он сказал, что ему надоело их блеяние. — Он убивал их голыми руками, и так аккуратно, что остальные при этом нисколько не тревожились.
— Слышал об этом.
— Овчарка залаяла, и он разбил ей голову, а потом его отыскали среди овечьих трупов — он преспокойно спал себе и храпел. Он порождение смерти и приносит смерть всюду, где появляется. Я боюсь его.
Бетод повернулся в ее объятиях, посмотрел на нее сверху вниз и ласково потрепал ее ладонью по щеке.
— Тебе ничего не нужно бояться. Кому-кому, но не тебе. — Хотя он твердо знал, что и сам боится. Сколько уже лет он живет в непрерывном страхе?
Она положила ладонь на его руку.
— Его я не боюсь. Я боюсь тех неприятностей, которые он может тебе причинить. И обязательно причинит. — Он взглянул ей в глаза, а она понизила голос до шепота. — Ты ведь знаешь, что я права. Что если тебе и впрямь удастся добиться мира? Девятипалый — это не меч, который можно повесить возле очага, а потом рассказывать о нем сказки после ужина. Он — Девять Смертей. Думаешь, он прекратит сражаться, если ты перестанешь подбирать для него противников? Нет. Он будет находить их сам, начав с тех, кто поближе. Потому что такой он есть. Рано или поздно он пожелает драться с тобой.
— Но я в долгу перед ним, — пробормотал Бетод. — Без него мы никогда…
— Великий Уравнитель оплачивает все долги, — ответила она.
— Но ведь есть порядки… — Однако его голос прозвучал очень слабо, чуть слышно, и Бетод старался не смотреть в темные глаза жены.
— Об этом можешь рассказывать детям, — прошептала она. — Но мы-то знаем, как устроен мир. Важно лишь одно: полезно или вредно.
— Я поговорю с ним, — повторил Бетод, понимая, как неубедительно звучат эти слова даже для его собственного слуха. Он высвободился из объятий жены и подошел к окну. — Он отдаст мне сына Гремучей Шеи. Он поймет, что это важно. Должен понять! — Он уперся кулаком в подоконник и повесил голову. — Клянусь мертвыми, меня уже тошнит от всего этого. Тошнит от крови.
Она снова подошла вплотную и принялась разминать его плечи и загривок, а он ответил на ее прикосновение тяжелым вздохом.
— Ты никогда не стремился к кровопролитию.
Он заставил себя рассмеяться, хотя ничего веселого тут не было.
— Стремился. И требовал. Не так много — я никогда не думал, что крови окажется столько, — но в том и беда с кровью. Рану так легко нанести, а вот залечить очень трудно. Я же наносил их много и жадно. Мне требовался человек, который сражался бы от моего имени. Мне требовался человек, который не остановился бы ни перед чем. Мне требовалось чудовище.