И потому стал опасен. Он ринулся на меня, как танк, и заставил отступить к открытому окну. Меня тоже кое-чему учили, но он смял меня, как котенка. Я успел выхватить пистолет, но он одним движением выбил его. Сила в нем была и ловкость тоже. Он загнал меня на подоконник и пытался столкнуть вниз. Я знал, что долго не продержусь. Вдруг открылась дверь. Это была Стелла!!!
— Беги! — крикнул я, и ночной воздух засвистел в ушах. Я еще успел осознать пронзительный крик Стеллы.
…Лицо у доктора в очках было, как у совы.
— А вот и мы, — сказал он, когда увидел, что я открыл глаза. — Совсем неплохо.
— А что хорошего?
— Молодой человек, вы упали с шестого этажа, а у вас только сломана нога и коллекция синяков. И вы спрашиваете меня, что хорошего? Вы должны молиться на то дерево, на которое упали..
Плевать мне было на дерево. Крик Стеллы стоял в моих ушах.
Вошла сестра.
— К вам посетители. Вы хотите их видеть?
Я знал, что это шеф и Уолкер. Мне не хотелось их видеть. Мне никого не хотелось видеть.
— Ладно, пусть войдут.
Шеф показался в дверях и отступил. А впереди шла Стелла! Бледная, потерянная, но живая, совсем живая.
— Джим, — сказала она, и ее голос сорвался.
— Я расскажу ему сам, — пришел на выручку шеф. — Оказывается, у мисс Эмерсон есть сестра, она живет в Бостоне.
— Я знаю.
— Они близнецы. Сестра ничего не знала и приехала в тот самый вечер с визитом. У нее был ключ от квартиры, и она вошла… У пикетчиков были фотографии только Грегори, но не Стеллы. Тут мы ошиблись.
— Она жива?
— Да. Слава богу, да. Раны болезненные, но неглубокие. Она поправится.
— А Грегори?
— Он пытался уйти тем же путем, каким вошел. Он сорвался не сразу, и в том месте не было дерева… И вот еще — срочное послание от Уолкера.
Я взглянул на полоску бумаги: «Джим, ради бога, берегитесь аэрокаров».
— Хронос показал ваше падение всего за полчаса. Мы хотели вам его передать, но вы отключились. Мы поняли так, что вы выпали из аэрокара. Почему вы не включаете радио?
— Это бы ничего не изменило. Вы сами знаете, что…
— Да, Хронос может показать будущее, но не может изменить его…
— Он изменил мое, — сказал я, глядя на Стеллу. Шеф понял намек и ушел.
Спустя пять минут зазвонил телефон. Это был Уолкер.
— Я звоню, чтобы поздравить вас.
— С чем же?
— С вашей свадьбой. Хронос только что показал ее.
— Я даже еще не спросил девушку, — сказал я, испытывая невольную симпатию к Хроносу. — А как вы меня узнали на экране? Если по этому дурацкому браслету, то знайте, что вот я его снимаю и больше никогда в жизни не надену.
— Да, на экране вы без браслета. Но вы на костылях, а рядом шеф. И на нем браслет.
— Ладно, — сказал я. — Вы думаете, я против? Когда произойдет это событие?
— В пределах четырех-восьми дней.
Я бросил трубку. Стелла все слышала.
— Хронос говорит, что мы поженимся через четыре-восемь дней, но на этот раз я оставлю его в дураках. Мы поженимся завтра. Завтра!
— Хорошо, Джим, если ты так хочешь. Только…
— Что только?
— Сегодня 28 мая, а если мы поженимся в мае, я всю жизнь буду маяться. Есть такая примета…
Мы поженились через пять дней и на свой медовый месяц уехали в Аризону. Я навел кое-какие справки и узнал, что Аризона находится далеко за пределами действия Хроноса.
У железной няньки
Машины делают работу за людей и делают её лучше с тех самых пор, как люди придумали машины. Но может ли машина творить, создавать произведения искусства? Может ли робот научить человека играть на скрипке?
Профессор Перкинс и делец Сэм Бейерс из городка Уотервилль придерживаются разных мнений по этому вопросу. Кто из них прав?
Профессор Освальд Дж. Перкинс был последним человеком, кого я хотел бы встретить в это утро, но стоило мне только войти в здание почты, как я увидел его прямо перед собой — он стоял и протягивал мне руку. Мне оставалось либо поздороваться с ним, либо повернуться и убежать. Я пожал ему руку. Спросил о здоровье, поинтересовался, не знает ли он, сколько еще продержится жара, как аллергия его дочери и успехи в учебе сына, и не передавали ли что-нибудь про дождь.
Через четыре минуты я исчерпал все возможности для поддержания разговора и начал испытывать некоторую неловкость. Спас меня почтмейстер Шентц. Он высунулся из окошечка для продажи марок и заорал: