— Ну и ну!
Возле фермы устремилось к небу одно строение, шероховатое и прямое, как палец, увенчанное зеленой кроной.
— Это?..
— Дерево.
— Я думал, что в Галактике не осталось больше ни одного дерева.
— Ну что ж, одно осталось, — сказал Паркер.
— Может быть, и другие есть. Вот так он тут и находит свое дерево. Паркер, это добрых пять метров в высоту.
Они подошли. Грунт постепенно опускался, а между фермой и пристройками шли ряды ям, окруженных камнями.
— Вот где он их выращивает, — сказал Брэндон. — Двадцать три, двадцать четыре ямы. И только одно дерево. Ну что ж, пошли поговорим с этим человеком.
На пороге их вежливо встретила молодая женщина, препроводившая их в маленькую комнату.
— Входите, — предложила она и сказала: — Папа, к вам.
Они вошли. За исключением верстака и суппортов, комната была пуста. Но в ней находился старец с комично сморщенным лицом, увенчанным белой лохматой шевелюрой. В комнате царил мрак, но верстак был ярко освещен.
— Извините, пожалуйста. Я не могу подняться, чтобы принять вас. — Его голос сильно дрожал. — Мои ноги больше ни на что не годятся, — продолжал он. — Мой голос почти исчез. Мои глаза и руки, уже не те, что раньше. К счастью, аппетит хороший, и аппетита столько, сколько и надежды. — Он засмеялся. — Что вы хотите, господа?
Брэндон приблизился и отдал карточку. Старик сидел в инвалидной коляске, завернутый в длинные покровы с ярким рисунком. На верстаке лежал кусок дерева. Это была почти законченная голова женщины, выделявшаяся захватывающей выразительностью. Брэндон открыл рот.
— Вы прибыли издалека, мистер Брэндон, — сказал Петерсон. — Не только затем, чтобы увидеть меня, несомненно.
— Мы не ожидали вас увидеть, — сказал Брэндон. — Мы… Мой секретарь в старой книге нашел намек на скульптора по дереву, который жил здесь.
— Когда датирована эта книга?
— Она издана сто сорок лет назад, — сказал Паркер.
— О! В таком случае, это намек на моего деда, а может быть, на прадеда. Мы, Петерсоны, скульпторы по дереву с тех поколений, коих я и счесть не смогу. Ноя последний. Мои сыновья достигли более высокого положения. Мои дочери вышли замуж за фермеров — за хороших фермеров. Они процветают. А я, так как мой руки дрожат, я трачу останки своего таланта на безделушки.
— Я видел дерево, — сказал Брэндон. — Я думал, что здесь, как и на Земле, деревья не растут.
— Здесь по-другому, — сказал Петерсон. — Теперь ничего не растет. Но Петерсоны выращивали деревья, потому что скульпторы по дереву нуждаются в древесине. Долгое время эта культура была секретом семьи. Когда рубили дерево, всегда было готово новое зерно, чтобы положить в почву. Но не теперь. Я не выращиваю деревьев, потому, что не проживу достаточно долго, чтобы их использовать. То, которое вы видели, — последнее. Когда я его срублю, на Белоумане больше не будет скульпторов по дереву… Но вы отправились в такую даль не для того, чтобы слушать вздор старика.
— Может быть, это последнее дерево во всей Галактике, — сказал Брэндон.
Старик вздохнул.
— Может быть. Деревья выращивают с химикатами. Это долго и утомительно. Я от сердца отдал этот секрет многим людям, но никто не заинтересовался. Чего ради вкладывать столько труда, если нет больше скульпторов, чтобы использовать эту древесину?
Брэндон взял коробку из рук Паркера и открыл ее.
— Я приехал сюда ради этого, — сказал он.
Побелевшие руки с выпуклыми венами приподняли скрипку. С глазами, блестящими от волнения, рассматривая со всех сторон, Петерсон поднес ее к свету.
— Великолепно, — прошептал он. — Великолепно! Но что это такое?
— Скрипка, — ответил Брэндон. — Музыкальный инструмент.
— Ах! В то время были настоящие мастера, и настоящие музыканты тоже. — Он широко улыбнулся Брэндону. — Я благодарю вас за то, что показали мне это. Мне трудно передвигаться, но я отправился бы далеко, чтобы увидеть это. Великолепно.
— Я хочу, чтобы вы ее отремонтировали, — сказал Брэндон.
Улыбка рассеялась. Петерсон покосился на дыру, потрогал опытной рукой.
— Зачем?
— Зачем? — Брэндон уставился на него. — Затем, что я хочу видеть ее восстановленной. У нас есть чертеж ее, какой она должна быть. Я хочу научиться играть.
Петерсон взглянул на чертеж и на скрипку. Медленно покачал головой. Последнее нежное прикосновение, и он снова положил инструмент в футляр.
— Нет, — сказал он. — Я очень сожалею, но… нет.