— Ради денег люди порой совершают поразительные поступки, — ответил Коннеджер. — Центры эмоциональной терапии приносят огромные доходы. Общественность не станет выкладывать деньги на поддержание больниц, зато она всегда с удовольствием раскошелится на развлечения.
Они ушли. Коннеджер откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и подумал о том, что он уже не молод. Эти юноши и девушки воспринимают свершившееся как подвиг, они будут помнить его всю жизнь, а он предпочел бы поскорее забыть обо всем и снова погрузиться в свою обычную работу с ее бессонными ночами.
Вошел помощник.
— Вот данные на погибших пациентов.
Коннеджер взял стопку папок и начал их листать. Наконец он нашел то, что хотел. Веранон Дженлинг Маркан. Возраст 97 лет, родственников нет, посетителей нет.
Родственников нет… Только дочь, которая пришла работать сюда медсестрой для того, чтобы быть рядом со своей матерью, и сын, согласившийся на понижение по службе и занявший в этой больнице должность начальника службы безопасности для того, чтобы иметь возможность по нескольку раз в день навещать ее. А когда ее состояние стало безнадежным, две внучки организовали пикет и, соблюдая чудовищную конспирацию (как, впрочем, и все они), положили конец предсмертным мучениям старой женщины.
«Жаль, — подумал Коннеджер, — что психиатры, ратующие за эмоциональную терапию, лечат своих пациентов не любовью, а страданием. Но, возможно, они считают любовь опасным эмоциональным переживанием, которое лучше подавить, иначе оно может повлечь за собой много бед и даже убийства».
— Но начало уже положено, — тихо произнес Коннеджер. — Мы оборвали муки одной старой женщины. Это начало.
Он закрыл папку.