— У меня не было возможности даже распаковаться.
Дэвид увидел, что постель однако убрана. Готова к немедленному занятию.
— Извини, я на минутку выйду, — сказала Эвелин и направилась в спальню. Минуту спустя она вернулась, с усмешкой на лице.
— Ты прав. В ванной есть одна из этих ультразвуковых гуделок, но ни ванны, ни душа.
— Тебе же должны были сказать об этом на лекциях по ориентации.
— Полагаю я не обратила надлежащего внимания.
Дэвид сел на кушетку и сложил пончо пока Эвелин возилась с кофеваркой. Квартира была маленькой, типичной для новоприбывшей: одна спальня, гостиная, кухонька, ванная. Никаких излишеств. По крайней мере у нее имелся балкон и окна смотревшие на зеленые насаждения. Но, впрочем, как у всех.
Прежде чем он сообразил, что к чему, она сидела рядом с ним и они пили кофе и разговаривали.
— Разве тебе не становится здесь одиноко? — спрашивала Эвелин. — Я хочу сказать все прочие могут вернуться на Землю навестить друзей или родных. Тебе должно быть ужасно одиноко, торчать здесь все время.
— Дело обстоит совсем не так плохо, — ответил он. — У меня есть несколько друзей.
— Твои родные тоже здесь?
Он покачал головой.
— У меня нет никаких родных.
— О, значит они на Земле.
— Нет, — сказал он. — Я… просто никаких родных нет.
— Ты совсем один?
— Ну, я никогда не думал раньше об этом на такой лад. Но, да, полагаю я совсем один.
С миг Эвелин ничего не говорила.
Она выглядит словно испуганная девочка, подумал Дэвид.
— Я тоже здесь совсем одна, — очень тихо проговорила она. — Мне… мне страшно быть далеко от всех моих друзей и родных.
Он поднял ее подбородок к своему лицу и поцеловал ее. Она на мгновение прильнула к нему, а затем рот ее открылся и она стала вдруг бешено страстной. Он почувствовал как прижимается к нему ее тело и крепко обнял ее. Они улеглись вытянувшись бок о бок на кушетке и он начал стягивать с нее платье вниз по плечам.
— Оно снимается не в эту сторону, — прошептала она с намеком на смешок в голосе. Она ненадолго села и, пока он ласкал ее гладкие, гибкие ноги, стянула платье через голову. Еще одно быстрое движение бедер и она осталась нагой. Он начал снимать собственную рубашку.
— Ш-ш, — она поцеловала его, а затем прошептала. — Дай я это сделаю. Ляг на спину и закрой глаза.
На раздевание у нее ушло намного больше времени чем на свое, но Дэвида это не волновало. Он чувствовал на себе ее руки, ее тело, ее язык. Ее густые кудрявые волосы защекотали его по бедрам, он потянул к ней руки и втащил ее на себя. Она оседлала его тело точно также как ранее седло электропеда и он взорвался в ней.
Каким то образом он оказался с ней в спальне под мягко ласкающим покрывалом. Она лежала рядом с ним положив голову на ладонь, а другая ее рука чуть касаясь гладила его торс.
— Должно быть я задремал, — пробормотал он.
— Угу, — ответила она, а затем нагнулась и поцеловала его. Он откликнулся и они снова занялись любовью.
Потом они вместе лежали в постели и он разглядывал невидимый в темноте потолок.
— Теперь ты не боишься темноты? — спросил Дэвид.
— Нет, это хорошая темнота. Я чувствую тебя рядом со мной. Я не одинока.
— Держу пари в детстве ты всегда спала с плюшевым медвежонком.
— Конечно, — ответила она. — А ты нет?
— Рядом с моей кроватью стоял терминал компьютера. А в стене по другую сторону кровати вмонтировали видеоэкран. Я однако читал о плюшевых мишках. Кристофере Робине и все такое.
— Ты всегда был один? — спросила Эвелин.
— Ну на самом деле не один. Вокруг меня всегда было много людей… друзья, доктор Кобб…
— Но никакой семьи.
— Никакой.
— Даже матери?
Он повернулся на подушке, посмотрел на нее. В темноте никак было разглядеть выражение ее лица, только лунный отблеск ее волос и изгиб голого плеча.
— Эвелин, — медленно произнес он. — Мне не положено об этом говорить. Они не хотят делать из меня большую сенсацию. Газеты и телевидение ринутся сюда как стая волков.
— Ты — младенец из пробирки.
Он испустил вздох.
— Значит ты знаешь.
— Я подозревала. На земле я работала в средствах массовой информации. До нас много лет доходили такие слухи.
— Я генетический эксперимент, — уточнил он, — своего рода. Я не родился в обычном смысле этого слова. Мое вызревание проходило в местной биолаборатории. Я первый — и единственный — младенец из пробирки в мире.