— Меня зовут Лео, — произнес он достаточно громко, чтобы заставить их прекратить болтовню и посмотреть на него. — И я хочу задать вам вопрос!
— Какой вопрос? — спросил с улыбкой один из них.
— Сколько черных в США? Сколько испаноязычных, чикано, азиатов и индейцев?
— До фига и больше, — ответил кто-то. Остальные засмеялись.
Лео даже не улыбнулся.
— Вместе мы превосходим в числе белокожих на целую тонну. Так как же вышло, что они правят страной, а мы — нет?
Какой-то миг никто не говорил. Затем коренастый юноша с коричневым лицом ответил:
— У белячков есть Армия, приятель. У них есть пушки. Они организованны.
— Правильно! — отрубил Лео. — Они организованы! Вот в чем их тайна. И нам самое время тоже организоваться. Вместо дюжины разных движений в дюжине разных городов — ПРОН здесь, «Пантеры» там, латины еще где-то — мы должны организоваться и работать вместе.
— Должны, да? — усомнился один из черных. — Это кто сказал?
— Я говорю. И я говорю, что мы можем получить какую угодно помощь от ПРОН и других.
— Га-а-авно.
— Это точно, — согласился Лео. — Как твоя фамилия, брат?
— Фамилия? — Я не даю никому своей фамилии. Зови меня просто Кливленд.
— О'кей, Кливленд. Как по твоему, мы достали всю эту шикарную аппаратуру связи? Она просто с неба свалилась? У нас есть друзья, приятель. Могущественные друзья. Что нам нужно, так это организация, работа сообща. Мы можем обставить белячков. Это наша страна; мы просто должны взять ее.
— Большинство в армии черные или коричневые, — заметила одна из женщин.
А в долбаной Национальной Гвардии нет. А она поддерживает белокожих лягушей.
— Мы можем справиться с ними, — заявил Лео. — Мы можем обставить их, если будем работать сообща.
Т. Хантер Гаррисон сидел в кресле-автокаталке и следил, как на лицах слушающих Лео мужчин и женщин появляется выражение заинтересованности и честолюбия.
Из окон своего пентхауза, вознесенного высоко над смогом жгущего уголь Хьюстона, он мог видеть до самого Кпир-Лейка и задымленного горизонта, показывавшего, где располагается Галвестон.
На его каменном лице играла широкая усмешка, когда он следил за миниатюрными голографическими изображениями двенадцати лидеров подполья. Они были не больше кукол, сидящих за столом в кукольном доме, на трехмерной картине, парившей в воздухе перед глазами Гаррисона.
— Посредственная на вид компания, а? — произнес Гаррисон.
— Не знаю отозвалась стоявшая позади автокаталки Арлен Ли. — Тот, что в конце, с головной повязкой, как у апача — выглядит довольно крепким.
Она была высокой женщиной с волнистой рыжей гривой и улыбающейся приятной внешностью капитана команды болельщиков. Она служила Гаррисону в разное время личной секретаршей, телохранительницей, курьером, конфиденткой и палачом.
— Принеси мне еще пива, — сказал Гаррисон, не отрывая глаз от оживленной дискуссии, разгоревшийся вокруг стола совещания Лео.
Арлен на несколько минут исчезла за рядом растений в горшках. Снаружи Башня Гаррисона выглядела подобно любому другому хьюстонскому небоскребу международного стиля: конечно, на несколько этажей выше всех остальных; намного большие по площади панели солнечной энергии покрывали наружные стены на достаточной высоте, чтобы быть на уровне смога, и по всей крыше располагалась вертолетная площадка. Но жилые покои Гаррисона на самом верхнем этаже Башни представляли собой удобную смесь действительности с легкостью: стены, обшитые настоящим деревом, на кафельных полах ковры из шкур медведей и других зверей, а все современные устройства скрыты за зеркалами или дверцами шкафчиков.
Арлен принесла Гаррисону пиво и нагнулась над спинкой кресла, осторожно крутя наманикюренными пальцами немногие пряди оставшихся у него на голове волос. Он посмотрел в зеркало на противоположной стене комнаты и молчаливо восхитился ее декольте.
— Они не блистают способностями, так ведь? — заметила она.
— Что?
— Эти ребята, называющие себя революционерами, — пояснила Арлен. — Они не способны смотреть далеко вперед. Почему они раньше не додумались работать сообща?
— В Трущобах не очень-то научишься сотрудничеству, — фыркнул Гаррисон. — Вот этот здоровенный черный парень — называет себя Лео — у него больше мозгов, чем у всех остальных, вместе взятых. Он уже добился, что многие уличные банды Нью-Йорка работают сообща.
— Он выглядит каким-то знакомым, так ведь?