Ариенрод высокомерно, по-королевски кивнула, вновь обретая власть над собой — единственную власть, которая у нее еще осталась.
— Да, — проговорила она, вспоминая слова ритуального ответа, — я пришла, чтобы начать иную жизнь. Я — воплощение Моря; и подобно тому, как прилив сменяется отливом, а одно время года другим, должна изменяться и я. Зима завершилась, снег тает, растворяясь в водах морских, и возрождается в виде теплых благодатных дождей. — Голос ее звенел под сводами гигантской искусственной пещеры. Происходящее действо транслировалось множеством скрытых телекамер прямо на экраны, расположенные повсюду на улицах города.
— Лето следует за зимой подобно тому, как ночь сменяет день. Море соединяется с землею. Лишь соединившись вместе, две половинки образуют единое целое; кто способен разделить их? Кто не даст им соединиться вопреки Судьбе в положенном месте и в урочный час? Великие стихии рождены силой, превосходящей все сущее. Их истинность непреложна и верна для всей Вселенной! — Королева Лета в широком жесте раскинула руки и повернулась к толпе.
Ариенрод чуть напряглась. Сама она ни на одной из репетиций не произносила подобных слов и никогда не слышала их. Над толпой пронесся шепот; Ариенрод охватило какое-то колючее беспокойство.
— Кто отправляется с тобой в путь, чтобы тоже стать иным?
— Мой возлюбленный, — Ариенрод старалась говорить ровным тоном, — ибо он подобен земле, слившейся с морем. И этот союз не может быть нарушен. — Холодный ветер ожег ей глаза. Герне молчал и оставался недвижим, ожидая своей участи с достойным восхищения стоицизмом.
— Да будет так. — Голос королевы Лета чуть дрогнул. Она протянула руки, и двое островитян тут же подали ей два маленьких сосуда с темной жидкостью. Королева Лета сама поднесла один сосуд Герне; он с явной охотой принял его. А второй она предложила Ариенрод. — Выпьешь ли ты это, полагаясь на милость Хозяйки?
Ариенрод почувствовала, как онемели ее губы, — она не желала повиноваться и давать ответ, но все же выговорила:
— Да.
В сосуде был сильный наркотик, призванный уменьшить ее страх и замутить сознание. Герне, приподняв маску, залпом выпил темную жидкость и поморщился. Ариенрод прежде была твердо намерена отказаться от наркотика, чтобы до, конца своей, уходящей в сиянии славы жизни сохранить ясное сознание. Но сейчас ей хотелось лишь забвения.
— Во славу Хозяйки. — Она ощутила едкий запах и вкус трав, и уже после первого глотка горло онемело. Теперь жидкость казалась совершенно безвкусной.
Выпив все до дна, она передала сосуд королеве Лета и тут же заметила островитян, которые несли веревки, чтобы привязать их с Герне к носилкам и друг к другу, не оставляя им ни малейшей надежды на спасение. Ледяной ужас сковал душу Ариенрод, от страха у нее потемнело в глазах. Убейте меня, ради всех богов! Убейте сейчас! Она пыталась определить, подействовал ли уже наркотик и начало ли неметь тело. Герне гневно оттолкнул островитян, когда те попытались связать его; она заметила, как вздулись мускулы у него на плечах, и эта его слабость вдруг пробудила в ней силы. Она сидела абсолютно спокойно, покорно позволив островитянам связывать ее по рукам и ногам; потом они накрепко привязали ее к Герне и прикрутили их обоих к носилкам. Хотя носилки и имели форму тупоносой лодки, Ариенрод прекрасно знала, что в днище этого хрупкого суденышка, скрытом под грудой мехов и подношений, заранее пробиты отверстия, а потому лодочка пойдет ко дну почти сразу. Она ничего не смогла поделать ни со своими руками, судорожно цеплявшимися за веревки, ни со своим телом, которое упорно противилось невольной близости Герне. Он даже удивленно повернул к ней свое скрытое маской лицо, но она на него смотреть не пожелала.
Королева Лета вновь стояла теперь рядом с ними, однако смотрела не на них, а, повернувшись лицом к морю, произносила последнюю торжественную молитву. Полная тишина, воцарившаяся над толпой, продолжалась еще несколько минут после того, как она умолкла, и в этой затянувшейся тишине чувствовались нетерпение и неприязнь. Толпа ждала лишь последнего знака. Ариенрод чувствовала, как тело ее и члены словно погружаются в сладкий благодатный сон, как слабеет ее позвоночник. Однако разум оставался ясным, даже слишком ясным. Неужели наркотик действует только так? Что ж, пусть хоть тело ее не сможет предать свою хозяйку — оно стало слишком тяжелым и безвольным; значит, ей будет даровано достоинство и в смерти — вне зависимости от ее собственного желания.
Однако вместо того, чтобы дать знак и отойти в сторону, королева Лета снова повернулась к Ариенрод.