Утром в понедельник 27 августа Ленка мне сказала:
— Знаешь, по-моему, Джимка сегодня не ночевал дома.
— Где же он был? — спросил я, приседая и одновременно растягивая на груди эспандер.
— Спроси у него самого, — засмеялась Ленка. — В полшестого я выходила, он сидел на крыльце, и шкура у него была мокрая от дождя.
Я наскоро закончил зарядку, умылся и пошел в кухню. Джимка лежал на своей подстилке. Обычно в это время он уже не спал. Я забеспокоился: не заболела ли собака? Я тихонько просвистел первый такт из «Марша Черномора» — наш условный сигнал, и Джимка сразу встал и подошел ко мне, работая хвостом на высшей амплитуде колебаний. Пес был в полном порядке.
Мы с Ленкой напились кофе и пошли на работу: она в свою фундаменталку, а я в «присутствие».
«Присутствием» мы называли третий этаж нашего корпуса, в котором помещается Сектор хронокибернетикп. Там можно потрепаться с ребятами, почитать документы и выслушать нотации Жан-Жака. Работаем мы обычно на первом этаже, в лаборатории точной настройки.
Сегодня у меня на столе лежал отчет электронно-счетной машины — так, ничего особенного: сгущаемость — ноль три, разрежаемость — без особых отклонений. Я быстренько расшифровал отчет, записал показатели в журнал и вышел из-за стола в тот самый момент, когда заявился Жан-Жак. Он благожелательно поздоровался с нами и сказал Горшенину, который развернул перед ним гигантскую простыню синхронизационной таблицы:
— Потом, Виктор, сейчас некогда.
И прошел к себе в кабинет. А следом за ним прошли двое гостей — кажется, французы. К нам в институт вечно приезжало столько иностранных гостей, что мы на них не обращали особого внимания.
Мы с Виктором сбежали на первый этаж, в лабораторию, и занялись входным блоком хронодеклинатора.
Виктор моложе меня на полтора года, но выглядит он, со своей ранней лысиной, куда старше. У нас в институте вообще собралось немало вундеркиндов, но Виктор Горшенин — ученый, что называется, божьей милостью. Он еще в девятом классе средней школы разработал такую систему Времени-Пространства, что только высшие педагогические соображения помешали тогда сходу «приклепать» ему докторскую степень. Теперь-то он уже без пяти минут член-корреспондент.
Мы начали определять дилатацию времени для сегодняшних работ — варианты отношения времени рейса к собственному времени нашего СВП-7. Программировать вручную короткие уравнения для большой ЭСМ не стоило, и мы крутили все на малом интеграторе.
Виктор подавал цифры мне, да так, что я еле поспевал укладывать их в клавиатуру.
— Пореже, старик, — взмолился я. — Не устраивай мотогонок.
— Сто восемь ноль три, — сказал Виктор. — У тебя только в волейболе хорошая реакция. Дельта-шесть — семьсот одиннадцать.
Всегда у него так, у подлеца: все должно крутиться вокруг в бешеном темпе, иначе он работать не может. Наконец, мы закончили настройку блока, запустили его и получили, на мой взгляд, совершенно несусветный результат. Я так и сказал Виктору, но он пренебрег моим замечанием. Он стоял, скрестив на груди руки и наклонив голову так, что его длинный нос лег на отогнутый большой палец. Было ясно, что его гениальная мысль витает в межзвездных областях, и я не стал прерывать ее полета.
Конечно, я знал, о чем он думает.
Когда-то не верили, что удастся победить тяготение. Говорили: «Человек не птица, крыльев не имат». А ведь нам теперь предстояла борьба с самым сильным противником — Временем!
Мы хотим воплотить в действительность задорные слова старинной песни:
Мы покоряем пространство и время,
Мы — молодые хозяева земли.
Только не в отдельности — время и трехмерное пространство — в нем-то мы научились двигаться, — а в комплексе. Двигаться в четырехмерном континууме Времени-Пространства.
Что нам даст победа над пространством? Ну, будем летать в космос на субсветовых скоростях. Не в этом дело. Чем скорее летит корабль, чем быстрее идет время для его экипажа, тем больше времени пройдет на Земле, — вот что ужасно!
Слетаем мы, допустим, в Туманность Андромеды и обратно. Для экипажа пройдет лет шестьдесят. А на Земле — три миллиона лет. Вылезут из звездолета усталые, измученные, старые люди. Их будут жалеть, кормить синтетиками, лечить. Их сведения, добытые с нечеловеческим трудом, вряд ли будут нужны науке того времени…
Понимаете, весь ужас положения в том, что, по Эйнштейну, движущиеся часы всегда отстают. И получается, что «полет в прошлое» противоречит принципу причинности. Он до недавнего времени считался принципиально невозможным.