И тут я понял, в чем дело. Рукоятка кремальеры замка на овальной двери грузового отсека была не довернута. Уж не знаю, на что резонировала не затянутая длинная тяга, но звук исходил именно из замка. А может, он и вправду улавливал «музыку сфер», наш СВП-7? Сработали-то мы его своими руками, но теперь он жил собственной жизнью, и кто его знает, какие сюрпризы готовился нам преподнести. У меня даже мелькнула шальная мысль: вот дожму сейчас рукоятку — и перед нами возникнет красная девица из сказки и начнет слезливо благодарить за избавление от какого-нибудь там дракона.
Я уже хотел взяться за длинную никелированную рукоятку, чтобы дожать ее, но Виктор остановил меня.
— Постой, Андрей. Выходит, кто-то здесь побывал и пользовался грузовым отсеком, — так?
— Так, — сказал я. — Я просто изумлен твоей сообразительностью.
— Кто же в таком случае мог здесь быть?
— Витька! — вскричал я. — Не станешь же ты меня уверять, что это был не ты?
Виктор почти каждый день работал в СВП-7, у него были ключи и от машины, и от «стойла». Кроме Виктора, ключи были только у директора института и у Жан-Жака.
— Но я после проверки ни разу не дотрагивался до кремальеры, — сказал Виктор. — Утверждаю это, будучи в здравом уме.
Недели две назад мы начали готовить СВП-7 к первому пробному полету в прошлое — в десятый век нашей эры. В пространстве это недалеко, километров двести пятьдесят отсюда. Наш палеосектор облюбовал какую-то полянку, они ездили туда, брали образцы грунта и растительности нашего времени и возились с ними — готовились сравнивать их с образцами десятого века, которые предстояло взять на том же месте.
Эти лирики из палеосектора всерьез полагали, что СВП-7 создан специально для их археологических дел. А ведь пробный полет в прошлое был задуман только для проверки автомата предметного совмещения. Понимаете, у Жан-Жака давно уже тянулся принципиальный спор с академиком Михалевичем об «эффекте присутствия». Иными словами: сможем ли мы, путешествуя в прошлое, активно воздействовать на материальные объекты. Мы с Виктором, по правде сказать, тоже несколько сомневались, а Жан-Жак утверждал, что сможем, и сердился на нас…
Леня Шадрич из палеосектора, которому предстояло лететь с нами, лазил тогда по грузовому отсеку, знакомился с автоматом предметного совмещения. Но после этого мы с Виктором тщательно осмотрели машину и уж, конечно, люк грузового отсека задраили как следует, я за это ручаюсь. Если Виктор потом не лазил туда, то кто же, черт побери?
Виктор стоял в своей глубокомысленной позе — уложив нос на палец. На сей раз я не стал дожидаться окончания его мыслительного процесса. Я тряхнул Виктора за плечо и сказал, что нужно доложить о чрезвычайном происшествии Жан-Жаку.
— Вряд ли он ответит, — отозвался Виктор. — У него сейчас французы. Но — попробуем.
Он нажал кнопку вызова. Коротко прогудел ревун, а потом мы услышали спокойный голос Жан-Жака:
— Это вы, Горшенин?
— Да, Иван Яковлевич. Срочное дело. Мы тут обнаружили… — И Виктор рассказал о не дожатой рукоятке люка.
— Странно, — сказал Жан-Жак. — Не трогайте ничего, сейчас я приду.
Он пришел очень быстро. Мы показали ему рукоятку, и он, по своему обыкновению, полез в нагрудный карман за расческой, но передумал и пригладил желтые волосы ладонью.
— Вы точно помните, Виктор, что не открывали люка? — спросил он.
— Абсолютно точно.
— А кто из сотрудников работал здесь с вами?
— Только Андрей.
Жан-Жак посмотрел на меня с обычной благожелательностью.
— Ну, а вы, Андрей…
— Нет, — сказал я. — Исключено.
— Странно, странно. — Жан-Жак плавным движением повернул рукоятку и открыл люк.
Конечно, в грузовом отсеке никого не было, если не считать автомата предметного совмещения, который своими изящными очертаниями напоминал мне распахнутую пасть бегемота.
Мы постояли, посмотрели, похлопали глазами, потом Жан-Жак затворил люк и аккуратно дожал рукоятку до упора. Верхнее «си» теперь, понятное дело, не тревожило моего абсолютного слуха.
— Прошу, товарищи, пока никому ничего не говорить, — сказал Жан-Жак. — Семен Семенычу я сам доложу о происшествии.
Ну, ладно. Мы вышли из «стойла», и Жан-Жак лично запер Дверь своим ключом.
— Смотрите, — сказал я, указывая на грязь возле канавы, — сюда ночью подъезжала машина.
— Да, — подтвердил Виктор, разглядывая следы. — Но мы здесь крутились на автокаре.
— Посмотри хорошенько. — сказал я. — След автокара — вот он, тоненький. А это отпечаток больших двускатных колес. Видишь, елочка.