— Я — нет, — решительно произнес мистер Коэн, но он был избавлен от необходимости делать дальнейшие пояснения, потому что Пирс начал корчиться и извиваться так, что страдания революционеров в тюрьмах Латинской Америки в сравнении с его муками показались бы пляжным отдыхом. Его рот открылся, он издал несколько отрывочных звуков, потом вцепился в край стойки, глаза его налились слезами, а затем, несколько раз сильно рыгнув, он разжал руку и нырнул в безопасное укрытие мужской комнаты.
Виллисон подождал, пока дверь за Пирсом не захлопнулась; потом он обернулся к мистеру Коэну.
— Ваше лекарство, конечно, оказалось весьма сильнодействующим, — сказал он. — Но я не вполне понимаю…
— Не понимаете? — спокойно произнес мистер Коэн. — Тогда загляните в мужскую комнату. Вы обнаружите, что там пусто. Пирс теперь трезв, как стеклышко, его ноги вышли на верный путь во времени, он вернулся в то место и время, где и когда он должен находиться, и, слава богу, сюда он больше не заявится. Не то чтобы я хотел повредить нашей торговле, но есть кое-какие вещи, которых мы в баре Гавагана не потерпим.
Канун Иванова дня
Мистер Витервокс, который в тот вечер был в голосе, очень громко пересказывал маленькому доктору Бреннеру какие-то сведения из прочитанной книги.
— Вот как оно обстоит, — сказал он. — Все, что вам нужно сделать, — узнать, прогрессивно это или нет. Потом вам уже не придется беспокоиться о том, правильно это или неправильно. В книге сказано, что, когда вы называете какую-то вещь правильной, вы на самом деле всего лишь имеете в виду, что она помогает прогрессу, понимаете?
Крупный молодой человек, стоявший по другую сторону от Бреннера, обернулся и сказал: «Плевать я хотел!» — с сильным акцентом.
Мистер Коэн, стоявший у дальнего конца стойки, прервал разговор о «Бруклин Доджерс» и осторожно приблизился, положив руку на плечо крупному молодому человеку.
— Что ты, что ты, Джерри…
— Я не то чтобы хотел обидеть этих людей или наплевать на них, — дружелюбно заметил молодой человек. — Мне они вообще-то нравятся, и прежде чем смешать для меня еще одну «Ангельскую титьку», налейте и им выпить, мистер Ко-ган. Я сказал, что плевать хотел, потому как разговор зашел о прогрессе.
— Позвольте вас представить, — сказал бармен. — Мистер Витервокс, доктор Бреннер, это — мистер Шют.
— Как поживаете? — официально произнес молодой человек, сжимая руку мистера Витервокса настолько крепко, что сей достойный джентльмен почувствовал, что его кости превращаются в желе. — Я хочу сказать, что никакого прогресса нет.
— Не кусайте руку, кормящую вас, — проговорил доктор Бреннер. — Если бы не прогресс, вы, возможно, еще в детстве умерли бы от дифтерии.
— Так и сказано в книге, — заметил Витервокс. — Вы можете помочь прогрессу, но остановить его — не в ваших силах.
— Неумолимый закон природы, — подтвердил Бреннер.
— Нет, это не так, — сказал Шют, одним глотком выпив свою порцию «Ангельской титьки» и закусив ее вишенкой. — Я сбежал от прогресса. Нет, точнее, я развернул его вспять. Сделайте еще порцию, мистер Коэн. — Он положил деньги на стойку, его примеру последовал и Витервокс.
— Ну-ну, — сказал Бреннер, — теперь моя очередь платить. Ржаное с водой.
— Хорошо, — проговорил Витервокс, — давайте разыграем. Можно у вас одолжить кости, мистер Коэн? Хотите поучаствовать? — обратился он к Шюту.
— Нет, — отказался молодой человек. — Очень жаль, не хочу вас обижать, но я просто не могу играть в азартные игры. Именно из-за них я и связался с так называемым прогрессом; в итоге я едва не погиб.
Он скорбно посмотрел на мистера Коэна, который готовил мартини для Витервокса.
— Вы совершенно правы, мистер Шют, — сказал бармен. Потом он заметил остальным: — У него есть особые причины.
— Это мне кажется неосновательным, — заявил Бреннер.
— Ну, я вам расскажу, — сказал Шют. — Я расскажу всю историю, хотя вы мне и не поверите. В этом-то и проблема; никто мне не верит. Люди думают, что я — какой-то доисторический экспонат или просто дурак. — Он глотнул из стакана и продолжил:
Мой отец — Фрэнсис Шют. Вы, вероятно, никогда не слышали о нем, но он написал много книг о фольклоре и древней магии, продолжив с того места, на котором остановился Фрэзер в Золотой Ветви, если вы понимаете, о чем я веду речь.
Конечно, я никогда не смогу стать президентом Соединенных Штатов. Я родился не в этой стране. Когда они даровали мне жизнь — кажется, так говорится, — мои родители находились в Гарце в центральной Германии. Это — самый интересный, с точки зрения фольклора, район, там братья Гримм начали свою деятельность. Родители пытались собирать сказки, которые пропустили Гриммы, или новые и измененные версии сказок, которые вошли в собрание Гриммов. Мой отец разрабатывал теорию, согласно которой фольклор что-то объясняет и содержит некую истинную первооснову, но когда окружающий мир меняется, появляются новые фольклорные сюжеты, которые немного приближают нас к пониманию того, что на самом деле движет миром. Его работа была очень интересной. События происходили как раз накануне Первой мировой, знаете ли, но он отыскал сказки, о которых никогда не слышали Гриммы, — не о личностях, но о Немцах, о расе героев, которые собирались спасти мир от бесчисленных орд грязных крючконосых монстров с длинными бородами и о прочих подобных вещах.