Он наложил на отца Палладино суровую епитимью — хотя она была гораздо легче той, которую отец Палладино наложил на себя в дополнение к назначенному наказанию. Дело в том, что эта злобная сущность, казалось, испытывала подлинную привязанность к отцу Палладино. Все, что она творила, оборачивалось благом для него, и добро и милость воцарились в жизни отца Палладино — только самое главное было не в этом… В общем, было решено, что он надолго отправится в уединенную обитель, где в посте, молитвах и размышлениях обретет спасение от своих бед. Вчера он вернулся, и я боюсь, что ничего не вышло.
Спасибо за ваше великодушие, друзья. Боюсь, мне уже нужно идти — собирать средства.
Куда изволите?
— …в общем, лифт рухнул в шахту, и все погибли, — сказал мистер Витервокс, потянувшись за третьим мартини, которое приготовил для него мистер Коэн.
— Ну, это все совершенно неважно, — печально проговорил мистер Виллисон. — Все равно он через неделю выпрыгнул бы в окно или перерезал бы себе горло старым бритвенным лезвием.
— Ну послушайте, — вмешался мистер Джефферс, — если б все так относились…
Но его речь была прервана появлением нового действующего лица. Мужчина так сильно толкнул двери бара, что они едва не сорвались с петель; он почти лихорадочно рванулся к стойке и хриплым голосом произнес:
— Бренди. Двойной.
Глаза бармена широко открылись, при этом жировые складки на лице мистера Коэна зашевелились.
— Доброго вам вечера, мистер Титус, — сказал он, подавая заказ.
Мужчина, которого приветствовал мистер Коэн, сделал большой глоток, закашлялся, посмотрел на чучело совы и огляделся по сторонам, как будто место было ему вовсе не знакомо. Его одежду покрывали пятна пыли и грязи, и ему срочно следовало побриться.
— Я на месте, — произнес он, как будто беседуя сам с собой. — Все в порядке. — Он сделал еще глоток и, казалось, оправился от потрясения.
— Мистер Коэн, — спросил он, — вы видели Морри Рата?
— На этой неделе нет, — сказал бармен. — Вы знакомы с этими джентльменами? Это — мистер Гилберт Титус; мистер Джефферс, мистер Виллисон и мистер Витервокс, и это в высшей степени достойные джентльмены.
Все пожали друг другу руки. Титус сказал:
— Извините, если у меня ладони взмокли. Я попал в переделку. Лучше дайте мне еще порцию, мистер Коэн. Но сделайте на сей раз бренди-смэш.
— А что за переделка? — спросил Джефферс. — Налейте мне еще пива, пока вы рядом, мистер Коэн.
— Не знаю. Хотел бы я знать… Именно поэтому я хочу поскорее найти Морри Рата и поговорить с ним. Вы его знаете? Агент по недвижимости.
— Я о нем слышал, — сказал Джефферс. — Это ведь он рекламировал большое строительство на Белльвью?
— Да, именно он. Все дома полностью обставлены, вплоть до телевизора и модной хромированной мебели в гостиной. Мне кажется, что это — настоящий кошмар; и определенно, такие вещи сильно повредили бы моему бизнесу. Я, знаете ли, торгую антиквариатом.
Он уткнулся в бренди-смэш.
— Морри хотел показать мне, насколько удобны на самом деле эти современные здания — ну, когда в них живут… И он пригласил меня на вечеринку к Джо Коксу. Вы знаете Джо? Ну, в общем, именно туда мы и пошли; Морри встретился со мной здесь, в баре Гавагана. Вы, может статься, помните, мистер Коэн?
— Как раз тогда я видел его в последний раз, — сказал бармен.
— Вот оно что… Ну, раз вы не знаете Джо, то я вам скажу, что он превосходно управляется с миксером для коктейлей. Он всех угощал смесями собственного изобретения, и, поскольку собралось довольно много народа, было легко поддерживать разговор. Там еще стоял огромный стол с закусками, посему о еде никто особенно не беспокоился, и меньше всех мы с Морри. Я не хочу сказать, что мы вообще ничего не ели, но… Ладно, почти что так… Когда мы опомнились, то обнаружили, что все гости уже разошлись, а Этель Кокс говорила, кажется, о том, что она собирается лечь спать и оставить нас, если мы желаем продолжить беседу.
В итоге мы вызвали такси (продолжал Титус) и, поскольку была чудесная ночь, вышли на улицу, чтобы дождаться машину там. Дом Джо Кокса стоит в верхней части склона большого холма Белльвью. Мы могли смотреть вниз и разглядывать далекие огни города, которые уходили в ночь длинными извилистыми линиями. Я, кажется, могу вспомнить, что это зрелище привело меня в несколько сентиментальное настроение. И тогда я сказал: «Я отдал бы все на свете, лишь бы увидеть, как это место выглядело сто лет назад, и отправиться в город и поглядеть, каким он был тогда. Тогда жизнь была куда спокойнее».