А тем временем я решил, что следовало бы выяснить, в какой год я попал; я хотел есть и не думал, что мне повредит порция спиртного. Выходить на улицу мне не очень хотелось, но со стены свисала веревка, на конце которой была кисточка, а рядом была надпись: «ВЫЗОВ». Я дернул за шнур, а потом сел и пересчитал свои деньги. Ни одна из банкнот, конечно, не подходила, и пенни с Линкольном, и десятицентовики с Рузвельтом тоже были плохи. В итоге у меня осталось полдоллара, три четвертака, пара гривенников со Статуей Свободы и шесть пятицентовиков с Джефферсоном.
Это было не очень много. Когда на мой звонок явился парень примерно того же возраста, что и ночной портье, со слабым намеком на рыжую бородку, я сказал ему, что хочу получить газету, и спросил, что в отеле подают на обед.
Он сказал: «О, у нас здесь полный пансион. Здесь все не так, как в Англии, мистер Титус».
«В Англии?» — недоуменно переспросил я.
Он улыбнулся. «Не думайте, что мы, американцы — такие уж простаки, мистер Титус. Бейкер, ночной портье, сказал мне, что вы — английский миллионер».
Я сказал: «Ну хорошо. Принесите мне еще и бутылку виски вместе с обедом», и опрометчиво вручил ему один из оставшихся четвертаков. Мое настроение улучшилось. Я заметил, что небольшой акцент, различимый в речи ночного портье, отличал и этого парня. Они, очевидно, тоже заметили, что я говорю по-другому, связали это с одеждой и чаевыми по четвертаку. Вот так они и решили, что я — эксцентричный и богатый англичанин. Если я не стану заходить слишком далеко, это мне может помочь. Так я решил, во всяком случае…
Посыльный вернулся через несколько минут с подносом, на котором было достаточно еды, чтобы расстройство желудка случилось даже у льва — толстый ростбиф, холодный цыпленок, большой кусок сыра, хлеб, огромный пирог, кружка шоколада и моя бутылка виски. Я уселся за стол и развернул газету. Она была датирована 1859-м годом, и заголовки звучали примерно так: «ИНДЕЙЦЫ НАПАДАЮТ НА ОТРЯД ПОЛКОВНИКА ХОФФМАННА», «ПРОЦЕСС САЙКЛСА И СВИДЕТЕЛЬСТВА ПРЕЛЮБОДЕЯНИЯ». Я также помню что-то об «УЖАСНОМ БЕДСТВИИ В ХОБОКЕНЕ».
После того как я съел столько, сколько смог, я взял виски, открыл и попробовал. Джентльмены, вот это была сильная штука! Нисколько не похоже на современные смеси, из чистейшей пшеницы. Да, этот напиток обжег мне горло, как будто туда забралось целое шествие с факелами. Я просидел в номере весь день, понемногу потягивая виски, читая газету и иногда заедая выпивку остатками обеда. Но я по-прежнему хотел вернуться, и, хотя это уже не казалось мне таким важным, но время от времени мысли о возвращении меня посещали.
Вскоре на улице стало смеркаться, из окна я увидел, что по тротуару прошагал фонарщик. Он остановился возле одного из тех странных кебов с высокими сиденьями — и тут меня осенило. Я вызвал посыльного и сказал ему, что хочу вызвать кеб — но не любой, а тот, который сможет отвезти меня в бар Гавагана. Он умчался и вернулся, должно быть, через полчаса. Посыльный казался слегка встревоженным.
Он сказал: «Есть только один кебмен, которому кажется, что он знает, где это, сэр. Но он говорит, что это далеко, в Ист-сайде».
«Что из того?» — спросил я.
«В той части города по ночам немало дурного творится, мистер Титус. Там много мерзавцев».
«Ну, я не думаю, что они меня потревожат», — сказал я, прежде всего потому, что гораздо лучше было куда-то поехать, чем попусту сидеть в номере. С этими словами я допил остатки виски.
Кебмен показался мне сомнительным — сто раз подумаешь, прежде чем с таким связываться; и он нисколько не походил на того водителя, который доставил меня в отель накануне ночью, хотя я надеялся именно на это. Когда он наклонился ко мне со своего маленького сиденья в задней части экипажа, я разглядел его широкое, мрачное лицо, покрытое красными пятнами. Он спросил: «Так вы тот самый английский лорд, который хочет в заведение Гавагана?»
Я сказал, что именно так, и сел. К тому времени начался дождь; стало очень темно. На улице не было ни души, и пока мы ехали, становилось все темнее и темнее, потому что кебмен отвез меня в район, в котором фонари не горели. Мы оказались в каких-то бандитских кварталах, полагаю; из одного дома донесся страшный крик; потом мы миновали несколько питейных заведений.