— Вполне возможно, если речь идет о частном случае, — отозвался Джемерек. Стейнер отправил всех своих людей по следу Моми, они преследовали его двадцать четыре часа в сутки.
Постепенно рассветало.
— И они действительно в конце концов взяли его?
— Да, схватили, и мы получили для исследования образцы клеток его кожи.
— А потом? Что с ним сделали?
— Мне не говорили. Передать копам они его не могли: это бы слишком сильно их скомпрометировало.
— Но отпустить его они тем более не могли?
— Да. Должно быть, они колебались между желанием убрать его и включить в свою команду «чистильщиков». То, что мы видели недавно, говорит в пользу второго решения.
— Они заключили с ним контракт? Это слишком рискованно, если учесть, насколько он неуправляем.
— Не знаю. Разумеется, он останется объектом их научных экспериментов. Вероятно, Моми утратил возможность быть таким же независимым, как прежде.
— Просто не верится! Но хотя бы не говорите мне, что все сотрудники Cell Research Therapeutics в курсе
— Никто ничего не знает, Тео, никто. Даже я узнал эту информацию благодаря стечению обстоятельств: однажды ночью, оставшись в лаборатории в одиночестве, чтобы закончить работу, я увидел двух человек, толкавших каталку. Один из них попросил меня взять образец клеток у человека, лежавшего на ней, и подвергнуть генетическому анализу.
— И Вы послушались?
— Того коротышку, который отдал мне приказ, звали Уильям Стейнер. Тогда я впервые говорил с ним и вообще видел его во плоти.
В последние дни у меня появилось ощущение, что я быстро выхожу из состояния летаргии, в котором до этого пребывал три года подряд, как будто новая кровь вдруг побежала у меня по венам. Нападение Моми только усилило это ощущение: уже прощаясь с жизнью, я вдруг с удивлением обнаружил, насколько благостным является сам шанс остаться в живых. Я снова испытывал наслаждение от того, что могу дышать утренним воздухом, однако признание Магнуса привело меня к следующему выводу: если мы хотим выйти из этой истории невредимыми, каждому из нас необходимо приложить максимум своих интеллектуальных, физических и, главное, моральных усилий. Ввиду возможных драматических последствий этого дела, следует принять определенные меры. Придя к такому выводу я, следуя закону, устроился в кабинете и набросал что-то вроде завещания, в котором пожелал передать в дар государству свой дом в случае, если мне придется умереть с тем, чтобы его превратили в дом отдыха или досуговый центр для «трудных» подростков.
Вскоре после полуночи зазвонил телефон, и в трубке зазвучал глубокий и сильный голос Барбары. В Америке только-только наступил полдень. Она садилась в самолет до Дублина и просто желала убедиться, что я думаю о ней (иными словами, везу ли ей кусок Джоконды).
Я заверил ее, что помню о ней, и рассказал часть истории, которую мне поведал Магнус. Она не стала изображать крайнее удивление, сказала лишь, что ее больше не удивляет то, что способен породить больной мужской мозг; в этом я был с ней согласен, несмотря на все мое негодование; хотя после долгой спячки, которую, как мне казалось, ничто не может нарушить, я действительно чувствовал себя так, словно переживаю второе рождение.
— А кроме этого, Тео, все в порядке? Вы вернулись в свой маленький домик?
Я без труда представил себе, как она улыбнулась.
— Да, именно так.
На какой-то миг у нас обоих возникло чувство, будто мы соучастники, эта забавная девчонка и я; но оно сразу же пропало, когда после ее вопроса, чем я занимался, я ответил, что читал статью в «Геральд» про астрономическое число американских женщин, вставивших себе в грудь имплантанты.
— Может, Вы тоже из их числа? — подначивая Барбару, спросил я, вспомнив ее прекрасную грудь.
— Знаете, я бы получила истинное удовольствие, если Вы хотя бы на пять минут перестали считать меня малолетней пустышкой. Нет, грудь у меня не искусственная, но даже если бы все было иначе, это еще не повод говорить со мной таким презрительным тоном.
— Это вовсе не презрение, — ответил я, защищаясь, — а всего лишь способ сказать Вам, что я считаю Вас красивой.
— Нет, это всего лишь жалкая попытка сказать мне, что моя грудь Вас возбуждает. Знаете, господин старый соблазнитель, Вы растеряли свое умение делать комплименты.
— Правда, сейчас мне не хватает опыта, — ответил я игриво, стараясь скрыть досаду и показать ей, что умею смеяться над собой.
— За кого Вы вообще принимаете женщин? — спросила она. — Что Вы о них думаете? Что им нужен атлетически сложенный жеребец, уверенный в себе и загорелый для того, чтобы лежать с ним рядом на горячем песке, или бизнесмен на «Порше», который станет возить ее во французский ресторан, демонстрируя какие-нибудь, не знаю, какие еще — внешние атрибуты богатства? Почему Вы так уверены, что мы презираем сомнение, робость, нежность, мягкость? Вы — мужлан и разочаровали меня, — заявила она, вешая трубку и не дав мне возразить.