…Логово Стампа больше всего напоминало мне нору земляного паука — так оно было опутано всяческими проводами и хрупкими приспособлениями, грозящими вот-вот рухнуть при каждом резком движении, а сам Стамп — паука, сидящего в центре этой паутины. Подобно пауку он покидает свое убежище крайне неохотно и лишь в исключительных обстоятельствах, а так — все больше передвигается в своем моторизованном инвалидном кресле от одного ключевого узла к другому.
Стамп — калека. Болезнь, скрутившая его тело, сохранила в целости мозг, и у него одна из самых классных голов, какие мне только встречались. При желании он мог бы стать консультантом при какой-нибудь частной фирме и зашибать неплохие бабки, но его, как и положено настоящему пауку, никогда не тянуло на свет; все больше — в темные углы, где можно, дергая за ниточки, затевать всякие темные дела. Он обосновался в припортовом районе города, оборудовав под жилье старый склад, до сих пор воняющий протухшей треской и сырыми опилками, закрыл окна пуленепробиваемыми ставнями, навесил бронированную дверь и укрепил над ней глазок телекамеры. Думаю, он сотрудничает с нами лишь потому, что ему нравится вести двойную игру — только так он может получить острые ощущения, которые не в состоянии предоставить ему его хилое тело, а так он все больше промышляет посредничеством, сводит поставщиков наркотиков с покупателями, нанимает киллеров по просьбе всяких добропорядочных заказчиков, которые ни его самого, ни исполнителей сроду в глаза не видели, да и не увидят никогда. Он продает и покупает все, что продается и покупается, и предает всех, кого можно предать. Устройства, которые он мастерит своими негнущимися пальцами, способны подключаться к любой телефонной станции, проникнуть в любую, хоть трижды засекреченную компьютерную сеть.
Конечно, я ему позвонил, прежде чем зайти. Говорить что-либо не было нужды — я просто набрал определенный номер и, подождав, пока прозвучит тройной зуммер, бросил трубку.
Порт вообще отвратительное место. Говорят, тут можно встретить гигантских крыс величиной с кошку, но скорее всего те, кому они померещились, просто были под кайфом. Гораздо опаснее другие крысы — на двух ногах, которые днем забиваются в щели, а ночью выползают наружу, и уж, конечно, не для того, чтобы полюбоваться лунным светом. И дня не проходит, чтобы из залива не выловили чей-то труп, а уж просто о поножовщине, мордобое и изнасилованиях и говорить нечего. Ни одна приличная женщина в этот район по доброй воле не сунется ни днем, ни тем более ночью, а мужчины, если их гонит сюда нужда, оставляют дома бумажник и берут пистолет. То еще местечко, одним словом.
Стампа никто из здешней швали и пальцем не трогает. Боятся.
Иногда я подозреваю, что он и есть тот загадочный Координатор-невидимка, который держит в своих руках все Северное побережье. Как бы то ни было, это не мое дело — пусть у ребят из муниципалки голова болит.
Автомобиль свой я оставил у въезда в порт и прошел пешком — тут не следует привлекать к себе излишнего внимания.
Подойдя к приземистому одноэтажному строению, я остановился. Никаких признаков жизни в наглухо задраенных окнах я не заметил, но отлично знал, что бесстрастные глаза искусно спрятанных телекамер фиксируют каждое мое движение.
Наконец что-то щелкнуло, и обшарпанная дверь отворилась, обнажив свою стальную изнанку. Я вошел внутрь.
Никаких обычных источников света тут не было — лишь тускло мерцали экраны мониторов да вспыхивали сигнальные лампочки на пультах. Я стоял, ожидая, пока глаза мои привыкнут к темноте, когда в углу что-то тихо зажужжало и инвалидное кресло на колесах медленно выехало на середину огромного помещения.
— Присаживайтесь, — сказал Стамп.
Он и впрямь напоминал паука — его руки и ноги были вывернуты под непривычными углами к телу, а голова на тощей шее выдвинута вперед. Лишь приглядевшись, можно было заметить, что по странной иронии судьбы он был потрясающе красив — у него было тонкое одухотворенное лицо греческого бога, оскорбительно водруженное на искалеченное тело.
— Присаживайтесь, инспектор, — насмешливо повторил Стамп, — чувствуйте себя как дома.
Чувствовать себя как дома тут было трудновато — бедлам, да и только. Из стульев я заметил лишь инвалидное кресло Стампа. Я было ухватился за ящик, показавшийся мне наиболее безопасным, но этот шут крикнул:
— Умоляю вас, не сюда! Ведь это же радиомина!
Я пожал плечами и остался стоять. По-моему, он именно этого и добивался.
— Почему это инспектора Особого отдела так волнует смерть какой-то ученой крысы? — неожиданно спросил Стамп.