Дверь распахнулась под ударом монгольского сапога, и его обладатель ворвался в хижину подобно ураганному порыву. В то же мгновение двое детей с криком бросились к матери. Та, застыв от ужаса, сидела в углу крошечной комнаты.
Залаял пес.
Монгол ткнул факелом в тлеющий очаг, после чего бросил в огонь собаку. Это ей наука. Пусть знает, кто к ним пришел. Последний мужчина в семье, седовласый старик, сверкая очами, поднялся навстречу незваным гостям. Раздался свист меча, и голова старика, упав с плеч, со стуком покатилась по полу и остановилась у ножки стола. Несколько мгновений обезглавленное тело сохраняло вертикальное положение, словно не зная, что делать дальше. А затем медленно, если не царственно, опустилось вперед. Но тут в хижину шагнул сам хан и оттолкнул его в сторону. Взгляду его предстала домашняя сцена, и он не мог сдержать зловещей улыбки. Хан подошел к большому стулу и сел на него, словно проверяя, насколько тот удобен. Наверное, сидеть на стуле ему понравилось, потому что хан издал тяжкий вздох и устало откинулся на спинку, глядя на очаг, в котором теперь пылали останки верного пса.
Воин схватил испуганную женщину, грубо оттолкнул в сторону детей, а ее, дрожащую как осиновый лист, подтащил к всесильному хану.
Она была молода и хороша собой, с длинными, хотя и спутанными, черными волосами. Грудь ее вздымалась, лицо было искажено ужасом.
Хан смерил ее презрительным взглядом.
— Известно ли ей, — наконец спросил он негромким хрипловатым голосом, — кто я такой?
— Ты… всесильный хан! — в страхе воскликнула женщина.
Хан в упор посмотрел ей в глаза.
— А знает ли она, — прошипел он, — чего я от нее хочу?
— Я… я сделаю для тебя что угодно, — выдавила из себя женщина, — только пощади моих детей.
— Тогда начинай, — тихо ответил хан.
Он опустил глаза и задумчиво посмотрел в огонь.
Женщина же, трясясь от страха, в нерешительности шагнула вперед и положила холодную ладонь на руку хану.
Воин грубо убрал ее руку.
— Не это, — рявкнул он.
Женщина отшатнулась, не зная, что делать. Наверно, от нее ждут чего-то большего. По-прежнему дрожа всем телом, она опустилась на колени и осторожно раздвинула хану ноги.
— Не смей! — взревел монгол и грубо повалил ее на спину.
Женщина съежилась на полу — в ее глазах читалась растерянность, смешанная с ужасом.
— Давай пошевеливайся, — подгонял ее монгол, — расспроси хана, как прошел у него день.
— Что? — испуганно переспросила она. — Я не понимаю… что я должна…
Монгол грубо схватил ее, резко развернул и прижал к горлу острие меча.
— Я сказал, расспроси его, — прошипел он, — как прошел у него день.
Женщина лишь простонала от испуга и удивления. Но в горло ей тотчас вновь уперлось острие меча.
— Говори!
— Э… как у тебя… прошел день, — запинаясь на каждом слове, пролепетала женщина. — Ты остался дово…
— «Дорогой», — прошипел монгол, — надо говорить «дорогой».
— Как у тебя прошел день… дорогой? — повторила женщина вопрос.
Хан на мгновение поднял глаза.
— Как обычно, — отозвался он, — в сражениях.
И снова уставился в огонь.
— Вот так, — одобрительно отозвался воин-монгол, — продолжай.
Женщина немного расслабилась. Судя по всему, она только что выдержала нечто вроде испытания. Может, теперь ей дадут понять, чего, собственно, от нее ждут, и тогда она сможет как можно скорее пройти через этот ужас. Она нервно подалась вперед и вновь принялась ласкать хана.
Монгол грубо отшвырнул ее через всю комнату, злобно пнул сапогом, после чего рывком заставил подняться.
— Я же сказал, не смей! — проревел он.
После чего поднес к ней вплотную лицо, обдав тяжелым дыханием — изо рта у него воняло прокисшим вином и прогорклым козлиным салом. Женщине от этого лучше не стало — наоборот, почему-то до боли напомнило теперь уже бывшего мужа, который проделывал с ней каждую ночь то же самое. Она разрыдалась.
— Будь с ним ласкова, — прорычал монгол и выплюнул ей в лицо качающийся зуб. — Спроси, как у него идут дела!
Женщина в растерянности уставилась на своего истязателя. Кошмар возобновился. Теперь увесистый удар пришелся ей по щеке.
— Чего тянешь, — вновь рявкнул монгол, — спроси: как идут твои дела, дорогой?
С этими словами он грубо подтолкнул ее вперед.
— Как идут твои дела… дорогой, — выдавила из себя несчастная.
Но монгол лишь снова тряхнул ее.
— С чувством, тебе говорят!
К горлу женщины вновь подступили рыдания.
— Как идут у тебя дела… дорогой, — вновь пролепетала она, но на этот раз в ее голосе послышалось нечто вроде нежности.