— Попивая кофе?
Замечание подняло на ноги поверенного истицы. Адвоката звали Скип Хинкель, он носил костюм, отлично сшитый и светлый, в тон волосам.
— Протестую! — сказал защитник.
Судья жестом пригласил его сесть, одновременно обратившись к Джесси:
— Опустите комментарии, мистер Блэкберн.
— Скажите, после того как вы покинули магазин «Беовульф», вы обратились в полицию?
— Нет.
— Связывались ли с «Надзором за животными»?
— Нет.
— Возможно, пытались контактировать с владельцем магазина «Беовульф», чтобы проинформировать хозяйку о животных, оставленных в магазине?
— Нет.
— До момента, когда инфицированная рука воспалилась, какие действия предприняли вы — кроме того, что, скрываясь у себя в квартире, заказывали в «Кью-ви-си» ювелирные украшения?
— Я пряталась потому, что была слишком травмирована! Хорьки чуть не отгрызли мне руку!
Именно хорьки составляли интересовавшую Джесси проблему — закон штата Калифорния запрещал держать этих животных в домах. Напавшие на Гол домашние любимцы хозяйки магазина «Беовульф», как выяснилось, были нелегально доставлены на территорию штата. То есть представляли собой контрабанду. И что еще хуже для хозяйки, хорьки стали бродячими животными. Она сама выпустила зверьков, чтобы тех не отобрали у нее силой. Но хорьками уже заинтересовался департамент охраны природы, бдительно следивший за численностью вида Mustela.
— Меня мучают кошмары! — сказала Гол. — Я вижу их маленькие злые глаза и мерзкие лапы, они царапают и терзают меня…
Пальцы Присциллы мелко задрожали, с неистовой силой сжавшись в кулак.
Джесси спокойно наблюдал.
— По какой причине вы положили в гамбургер валиум? Чтобы их успокоить?
— Протест! — В воздух взметнулась рука Хинкеля. Театральный школьный жест. — Свидетеля провоцируют!
Родригес наградила адвоката лимонно-кислым взглядом:
— Ответить на ясно заданный вопрос — не значит поддаться провокации. Сядьте.
Хинкель сел, но всем стало ясно, что он еще поднимется. Адвокат имел два шанса выиграть дело: хищники и истерика. Я знала точно, потому что изучала дело по его просьбе, высказав Хинкелю именно это мнение. Адвокат принял насмешку в качестве стратегического совета, который и воплотил в зале суда.
Сдержав раздраженный вздох, Родригес заявила:
— Сейчас почти конец дня. Слушания откладываются на завтрашнее утро, и я хочу, чтобы к этому времени все успокоились.
Стукнув молотком, судья поднялась со своего места, придерживая рукой черную мантию. Судебный пристав скомандовал:
— Встать.
Встали все, кроме Джесси. Пока Родригес не покинула зал заседаний, он продолжал неподвижно сидеть в инвалидном кресле.
Наполненный гулом шагов и обрывками разговоров зал быстро опустел. Гол и Хинкель вышли. Стоя у двери, я обменялась со Скипом коротким кивком. Со мной не поздоровались за руку, поскольку адвокат понимал — я по другую сторону. Джесси задержался у стола защиты. Его жестко критиковал коллега-заседатель, Билл Брандт.
Уже два года минуло с тех пор, как шальной автомобиль припечатал к асфальту горный велосипед Джесси, бросив его на обочине дороги полумертвого, со сломанным позвоночником. Лучший друг Джесси, ехавший следом, погиб, и Джесси считал себя счастливчиком. Потребовался год лечения и упорных занятий физкультурой, чтобы частично восстановить работу ног. Со временем Джесси научился ходить на костылях. Однако предпочитал передвигаться в облегченном инвалидном кресле для спортсменов.
Держа на коленях кейс с бумагами, Блэкберн развернул кресло и двумя сильными толчками направил его по боковому проходу. Заметив наконец меня. Джесси сказал Брандту, чтобы тот его не ждал. Окинув меня быстрым, с оттенком сомнения взглядом, поверенный хлопнул Джесси по плечу и просочился на выход. Казалось, Брандт подумал: «Это он или она?»
Джесси обратился ко мне:
— Еще один день отдан защите правды, права и злобных грызунов. Боже, я люблю закон.
— И да вознаградит тебя благодарная нация. Что сказал Брандт?
— Хочет, чтобы я укротил свой язык. Никакой грубости в отношении калек. И еще он сказал, что сильно взволнован. Перед ним один калека травит другого, так что защита может использовать ситуацию, не чувствуя за собой никакой вины.
Я не стала комментировать. Привыкла к его обычным заморочкам.
— А что думаешь ты?
— Чувство вины хлещет через край.