Потом он отозвал меня в сторону:
– Здесь нужны специалисты. У нас их нет, поскольку выходные. Ищите возможность перевести ребенка в детскую специализированную клинику. Иначе девочка погибнет.
Вероятно, эти слова и вывели меня из ступора. Я вдруг сообразил, где я и кто я. Задействовав все свои многолетние связи, за несколько часов я поставил на уши друзей, знакомых и знакомых их знакомых. Наконец в субботу вечером по команде важного чиновника Департамента здравоохранения из Морозовской больницы в Измайлово выехал реанимобиль с детской бригадой.
Меня к нему не подпустили. Я только видел издалека, как в оснащенную ревунами и мигалками машину задвинули носилки с моей дочерью. А потом рванул с женой в сторону Морозовской.
Реанимобиль, конечно, приехал гораздо раньше нас. Бригада уже вовсю колдовала над нашим ребенком, взяв повторную пункцию.
Совершенно потрясенный от возникших догадок и вихря пронесшихся в голове картин, я оставил жену в предбаннике реанимации, а сам вышел, пошатываясь от двухсуточного недосыпания, в тихий и печальный больничный двор.
Стояла кромешная октябрьская темнота, усугубленная непогодой. Пройдя несколько метров и не помня себя от того, что довелось испытать в эти дни, я упал на колени в мокрую листву.
– Господи!!! – закричал я, обратившись лицом в ночное моросящее небо. – Господи, спаси мою девочку!!! Я клянусь, я обещаю тебе, что забуду об ЭТОМ!!! Пожалуйста, господи!!!
Минуты через две вдруг забили колокола соседнего с Морозовской больницей Донского монастыря. И мне показалось, это было знаком того, что ОН меня все же услышал …
***
В 8 утра к нам вышел заведующий реанимационным отделением.
– Должен вас обрадовать: девочка пришла в себя. Слышите?
Сквозь попискивание маленьких пациентов реанимации мы различили громкий рев нашей дочурки.
– Нам удалось поставить диагноз, – продолжал реаниматолог. – Это – судорожный синдром, возникший на фоне высокой температуры.
– Что это значит, доктор?
– У детей до четырех лет такое случается. Ведь защитные механизмы мозга только формируются…
– Долго она пробудет в реанимации?
– Думаю, до вечера. Вы пока езжайте домой за вещами. А вечером мы ребенка с мамой поместим в отдельный бокс. Пару недель им придется побыть на лечении.
В этот же день, как и было велено, я вновь привез жену в Морозовскую и, удостоверившись, что ее с дочерью действительно перевели в реабилитационное отделение, отправился домой.
Рукописи «Мира иного», бумаги с пометками, дискеты и кассеты, словом, все, что было накоплено за несколько лет работы, уместилось в две большие картонные коробки. Напоследок, взломав отверткой системный блок компьютера, я добавил к этим материалам жесткий диск.
Быстро загрузил машину и в сгущающихся сумерках уехал в деревню.
Звонок от Старшинова на мобильный раздался, когда мой «Мир иной» уже полыхал в костре.
– Что случилось, старик? Мы прождали тебя весь день.
– Все в порядке, Саш. Забудь о моей заявке.
Старшинов от неожиданности не нашел, что сказать. Правда, молчание было недолгим.
– Старичок, может, ты успел куда-то пристроить сценарий? Мы готовы удвоить сумму гонорара.
– Саша, забудь об этом. Ничего нет. И ничего не будет. Прощай.
Я выключил телефон и уставился в догорающие остатки бумаг, искры от которых весело уносились в черное небо. Если и есть на свете настоящее человеческое счастье, то именно его я испытывал в эти минуты.
Лоншоу, или Берегите в женщине ангела
Как-то раз я спросил шаолиньских монахов:
– Правда ли, что состояние души отражается на внешности человека?
– Правда, – ответили монахи. – Каждый человек рождается ангелом. Мальчики, однако, со временем превращаются в обыкновенных людей со всеми их пороками и достоинствами. А вот у девочек к зрелости вырастают крылья – неважно по какую сторону плеч.
– Девочкам, стало быть, не дано быть простыми смертными? – рассмеялся я.
– Не дано, – вполне серьезно заметили монахи, указав мне на иероглиф «лун», символизирующий, помимо прочего, императора.
– Кем же они тогда становятся?
– Поезжай, – посоветовали мне монахи, – к Желтой Розе и Красной Гвоздике. Они тебе все объяснят.
И я поехал …
М-да, дорогие друзья!.. Если б я не знал наших русских женщин и не был бы женат на одной из них, то, наверное, сказал бы: нет на свете женщин краше китаянок, живущих на Суншане. Словами сложно передать практически фарфоровую белизну, хрупкость и «звонкость» их тел, невероятным образом проступающую сквозь многослойные завесы чипхао. «Вот они, ангелы во плоти», – думал я, глядя в бездонную черноту слегка раскосых глаз Желтой Розы и Красной Гвоздики еще до того, как они вскипятили плошку воды и соединили ее с четвертью плошки сахара.