2. Эти лица должны быть по возможности сходными по внешности с опознаваемым. Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 18 декабря 1964 года по делу Леготина указал на грубое нарушение описываемого тактического элемента, опорочившее доказательственную силу опознания: «…Леготин был официально предъявлен Тане на опознание среди таких лиц, приметы которых явно отличались от описанных ранее потерпевшей примет преступника. В частности, Леготин был предъявлен среди лиц, из которых один узбек, другой русский, одетые в черные костюмы, в то время как Леготин был одет в клетчатую рубашку» [151, 338].
3. Обеспечение возможности опознаваемому занять любое место среди лиц, предъявляемых на опознание. «Опознание не может быть признано достоверным, – указала Судебная Коллегия Верховного Суда СССР по делуг. в определении от 14 января 1955 года, – если опознаваемый был поставлен в условия, выделяющие его из круга других лиц, одновременно предъявляемых опознающему [149,309].
4. Запрещение постановки наводящих вопросов опознающему. Характерный пример грубейшего нарушения этого тактического элемента, лишившего, наряду с другими нарушениями, какой-либо доказательственной силы проведенное опознание личности, содержится в том же постановлении пленума Верховного Суда СССР от 18 декабря 1964 года по делу Леготина: «…Когда у следователя проводилось опознание подозреваемого, то на вопрос следователя, кто из трех мужчин угощал ее конфетами, увел в пещеру, Таня, опустив голову, молчала. После этого следователь, подойдя к Леготину и взяв его за воротник, спросил у Тани: «Этот был дядя?» Она ответила: «Да»… Когда она (мать потерпевшей. – О. Б.) с Таней вышла из кабинета следователя, Таня ей сказала: «Обманула, был не тот дядя» [151, 338–339].
Совокупность этих тактических элементов при производстве опознания признана, на наш взгляд, обеспечивать (и практически обеспечивает) установление необходимых преград для возможного умышленного или непреднамеренного искажения воспринимаемых образов и. опознания одного из них.
Тактические элементы, состоящие в требовании присутствия при предъявлении на опознание понятых, предварительного допроса об обстоятельствах, при которых опознающие наблюдали соответствующее лицо, и о приметах и особенностях, по которым они могут произвести опознание, и, наконец, выяснение у опознавшего примет или особенностей, по которым он узнал опознанного, направлены на установление критерия оценки объективности произведенного опознания.
Как видно из приведенных выше примеров, при опознаниях, проводимых в указанных условиях, практически соблюдались все тактические элементы, составляющие регламентированный уголовно-процессуальным законом порядок производства опознания личности, за исключением, может быть, лишь одного из них: предложения опознаваемому перед началом опознания занять любое место среди предъявляемых лиц. Этот тактический элемент, как нам кажется, направлен на искусственное обеспечение условий проведения опознания, наиболее благоприятных для опознаваемого. При опознаниях, проводимых в указанных условиях, опознаваемый априори находится в естественных, наиболее благоприятных для себя с этой точки зрения условиях, полностью компенсирующих невыполнение предусмотренной уголовно-процессуальным кодексом формы данного тактического элемента. Отметим также, что до включения в УПК опознания как самостоятельного следственного действия и процессуальной регламентации порядка его производства судебная практика шла по пути признания за опознанием доказательственной силы при проведении его в условиях, гарантирующих объективность опознающего. «Опознание как доказательство, – отметила Уголовная Судебная Коллегия Верховного суда РСФСР 14 декабря 1946 года в определении по делу О., – может быть положено в основу обвинения, если опознание было проведено с соблюдением условий, гарантирующих объективность опознающего и достоверность его показаний» [149, 128]. Аналогичное требование к порядку проведения опознания содержалось и в другом определении Коллегии от 5 апреля 1947 года по делу Р. и др. [149].
Изложенное, на наш взгляд, позволяет прийти к обоснованному выводу о правомерности производства подобного рода опознаний в исключительных случаях [29] .
Опознание, как тактический элемент, осуществляемый в процессе производства оперативных и розыскных мероприятий, существует в настоящее время в формах тактического приема и криминалистических рекомендаций по его использованию. Однако представляется, что эти формы находятся в противоречии с содержанием такого рода опознаний, проводимых без соблюдения процессуальной формы порядка производства опознания, предусмотренного ст. 164–165 УПК, что придает этому действию в некотором роде двусмысленный характер. С одной стороны, судебная практика идет по пути признания доказательственного значения за опознанием, проведенного с практическим применением тактических элементов, содержащихся в указанных статьях уголовно-процессуального кодекса. С другой стороны, отсутствие в уголовно-процессуальном законе нормы, закрепляющей его правомерность в исключительных случаях, на практике признается как препятствие к его проведению даже в совершенно необходимых случаях, или же влечет вслед за проведением рассматриваемого (вида опознания осуществление «официального» опознания, которое по очевидным причинам по существу сводится к простой инсценировке этого важного следственного действия. На ошибочность и недопустимость производства официального опознания после опознания, проведенного при осуществлении оперативно-розыскных (мероприятий, неоднократно указывали Верховные Суды СССР и РСФСР [30] .