-Подбросишь, Петро? – спросил Степан, на что Петр молча открыл дверь и жестом показал на сиденье.
-Спасибо тебе, мил человек,- с еле уловимой иронией поблагодарил его Степан. Петр снова ничего не сказал, лишь недовольно поморщился.
-Да ладно тебе, Петро, не переживай, до села чуток всего, так что быстро тебя покину. – снова заговорил Степан, будто угадав настроение своего односельчанина. – Никто и не узнает и не увидит. Будь спокоен.
-А что мне с того, увидят или не увидят тебя в моей машине? Грех, что ли какой, тебя до дому подбросить?
-Грех не грех, а времена сам знаешь, какие настали. Не то сказал, не с тем дружбу водишь. А потом раз – и нет человека, изъяли его из обращения, и вот, перед всеми появляется самая, что ни на есть, настоящая контра. Не страшно тебе от этого, а? Ведь жить-то каждому хочется, верно, Петро? Вот и бегают люди, шарахаются от своей собственной тени и всего на свете боятся.
При этом и без того узенькие, змеиные глаза его еще больше прищурились и остро, вызывающе, словно орудия из бойниц, вцепились в лицо Петра.
-Ты вот что,- посуровел тот в ответ. – Такие разговорчики только контра и может вести. Так что помолчи-ка лучше.
Степан, как показалось Петру, хотел было что-то сказать в ответ, но передумал и только молча махнул рукой. Лишь перед самым селом он попросил остановить машину, и не попрощавшись вышел. Петр долго смотрел ему в след, сам не понимая, почему. И до самого дома его не покидало чувство какой-то растерянности и тревоги. Он мучительно искал причину своего беспокойства и никак не мог ее найти. Слова, брошенные Степаном, мутной грязью облепили его мысли, и самым поганым было то, что была в тех словах какая-то правда, мелкая, паскудная, но все-таки правда. Но сколько бы он не пытался ухватиться за нее, она тут же ускользала. В конце концов, он с досадой сплюнул на дорогу, переключил скорость и поехал домой.
Окна его хаты были широко открыты, и оттуда слышался приглушенный грудной голос Оксаны и гомон детских голосов. Петр улыбнулся и мысли, до этого момента тревожившие его, до времени испарились, словно роса на утреннем солнце. Войдя в хату, он увидел, что кроме Оксаны и его детей, за столом сидел Григорий Нечипоренко – заместитель председателя колхоза. При виде его Петр помрачнел, но виду постарался не подать. Григорий был своими односельчанами уважаем, и, в то же время, постоянно обсуждали его холостую жизнь, постоянно приписывая ему похождения по одиноким женщинам и вдовам. И хотя слухи эти каждый раз опровергались, тем не менее, они возникали вновь, разгораясь с новой силой. От таких мыслей Петру стало стыдно и неловко.
-Петро! – радостно вскрикнула Оксана и бросилась ему на шею.
-Ну ладно, ладно, - слегка смущаясь и тайно стыдясь своих мыслей в отношении Оксаны и Григория, произнес Петр и отстранил жену от себя, но при этом держа ее в своих руках.
-Здравствуй, Петро! – поднялся гость и протянул руку. И лукаво улыбнувшись, спросил:
-Случилось что, коль со стана приехал под полночь приехал?
-Все в порядке, просто вот жену повидать захотелось.
-Ну, это дело ясное и понятное. – засмеялся Григорий. – К такой жене и я бы с края света прибежал, хотя б на часок повидаться.
При этих словах Оксана прямо вспыхнула и засмеявшись, выгнала детей и сама вышла из горницы, оставив мужчин наедине. Петр налил себе полную тарелку борща и принялся за еду, с удовольствием ощущая вкус домашней, а не приготовленной в котле полевого стана пищи. Григорий в это время молча курил, задумчиво пуская клубы дыма в открытое окно. Закончив с борщом, Петр хлебнул крепкого чаю и повернулся:
-Скажи-ка мне, Гриша, чего это ты тут объявился? Может, случилось что, какая нужда приключилась? – при этом последние слова он произнес с явной усмешкой, словно пытаясь взять реванш за свои подозрения.
-А что могло случиться? Жить, как сам знаешь, стало лучше, стало веселее, так что причин для беспокойства совсем нету. – пожал тот плечами, словно не заметив ничего. – Обхожу вот хаты по случаю окончания уборочной, надо же приготовиться встречать героев жатвы, вот и кумекаем всем селом, что и как. А ты говоришь – нужда…
И Григорий рассмеялся.
-А-а, - протянул Петр. – А я уж грешным делом подумал…
-Глупости ты думаешь, Петро. Слухами жить пытаешься. – прервал его Григорий. – А на мне, при моей должности и звании, и тени сомнения не должно быть.
-Ну, извини, ежели что не так, - второй раз за вечер смутился Петр..
Он немного помолчал и вдруг решился.
-Ты знаешь, Григорий, это даже очень хорошо, что ты зашел.
-Дело, что ль, какое есть?
-Дело, не дело…Поговорить вот с тобой хочу. Ты ведь у нас человек ученый, курсы райкомовские заканчивал, так что пограмотнее меня будешь. Да и видел поболее. Мысли у меня вот сегодня появились, совсем мне непонятные.
-Порой моя грамотность позади твоей смекалки бывает. – Григорий снова рассмеялся, но теперь его смех был уже чуть-чуть натянутым, словно он почувствовал надвигающуюся опасность, которую лучше было бы совсем не знать, но и уйти от которой он не мог. Потому он резко оборвал смех и пристально взглянул Петру в лицо.
-Ну, поговори, ежели что серьезное у тебя. На то мы с тобой и члены партии, чтобы сомненьями делиться, когда они у тебя есть, и верные пути находить.
-Может не сомнения, а так сказать…- Петр запнулся, но все-таки решившись, продолжил:
-В-общем…
И тут Петр рассказал Григорию все о своей встрече с Бутко, о мыслях своих, о чувствах…
-Вот ты скажи мне, Гриша, отчего он так мне сказал, что с того, что в одной машине со мною ехал, чего мне бояться каждой тени надо, если я за власть нашу два года на фронте шашкой махал?
Григорий, до того момента внимательно и напряженно слушавший, вдруг быстро огляделся вокруг, обхватил одной рукой голову Петра, придвинулся к нему и не сказал даже, а почти прошептал, словно боясь, что кто-то невидимый подслушает и тотчас доложит об этом кому всезнающему и страшному.
-Что я тебе сказать могу? Ты и правда лучше молчи об этой встрече, не ровен час, узнает кто, к тому же, и сам Степан дядька хитрый и скрытый. А вдруг он и впрямь контра скрытая, против нашей партии зло замышляющая? Может он тебя вербовал к себе, а? Молчишь? Вот и правильно. Тебе сейчас только молчать и надо. Времена нынче такие.
Произнеся все это, Григорий отвернулся, неловко полез в карман за кисетом и снова закурил. Петр хотел что-то сказать, но взглянув на как-то зримо окаменевшие плечи гостя, передумал и тоже закурил.
-Ну, - докурив, сказал Григорий, - пора и честь знать. Пойду я, а то и ночь уж скоро закончится, а мне к завтрашнему дню еще много подготовить надо.
Петр проводил его до дверей, где мужчины как-то неловко пожали руки и каждый остался предоставленным самому себе.
***
-Чего тебе? – послышался резкий голос, и Оксана невольно вздрогнула. Заместитель начальника районного НКВД Иван Васильевич Столяров слыл весьма жестким человеком, даже голос его заставлял невольно чувствовать необъятную полноту власти, которой он обладал.
-Мужа хочу повидать, мужа своего.
-Мужа…Ладно, посмотрим. зайди-ка ко мне.
Оксна послушно последовала за ним. Войдя в кабинет, Столяров закрыл плотно дверь и медленно прошелся по кабинету, наконец, остановился и косо посмотрел в ее сторону.
-Ишь ты, мужа повидать, значится. И охота тебе было врагов советской власти в мужья себе выбирать?
-Не враг он советской власти! Не был он никогда! Он же за нее, родную нашу, два года в окопах гнил, недоедал и недосыпал, за нас сражаясь. У него же сколько благодарностей имеется! Как же он во враги мог записаться?
-Таких как он, скрытых врагов, много теперь стало. Или ты газет не читаешь? Да ты разуй свои глаза, каждый день то одна тайная организация вскрывается, то просто вредитель проклюнется. И ты хочешь, чтобы мы просто так всем верили? А может он сейчас уже следователю признался в своих тайных умыслах?
-Нет!!! Не может он так! Гражданин начальник, я прошу вас, дайте увидеться с ним, чем вас упросить, чем умолить вас? Хотите, на колени встану? – и с этими словами Оксана бросилась на колени и поползла к Столярову. Тот вскочил из-за стола, даже слегка растерявшись, поскольку до этого дня все просители приглушенными голосами умоляли его, боясь даже глаза поднять. А эта женщина, чуть ли не криком рыдая, словно перевернула что-то в его душе.