Выбрать главу

-Вы фанатичка! – вскрикнул майор и замахнулся. Но при взгляде на Жанну, которая даже не сделала попытки отшатнуться, опустил руку и отвернулся. Он никак не мог взять в толк, почему эта дерзкая, смелая – да, он вынужден это признать, - и пропитанная до мозга костей большевизмом девушка, не может или не хочет понять, что ради жизни, достойной обеспеченной жизни, не стоит рисковать собой, что сделка, предложенная им от имени д’Ансельма, настолько выгодна, что рационально мыслящий человек просто не имеет права от нее отказаться.

-Вы фанатичка, - уже более спокойно сказал майор и сделал очередную попытку воззвать к могучим силам природы и инстинкта самосохранения.

-Поймите же, наконец, жизнь - это дар…

-Вы повторяетесь, майор, - сказала девушка и отвернулась. Глядя на нее, майор невольно ощутил незримую силу ее веры, не сколько в себя, а сколько в ненавидимую им идею, владевшей сидящей перед ним. Он почти физически ощущал свою беспомощность там, где, казалось бы, разумный человек давно признал бы превосходство его, майора Порталя, над окружающим миром. А тут, стоя перед сидевшей на стуле девушкой, он отчетливо понимал, что никакая сила не сможет сломить силу духа, что ни сотни и тысячи матросов французской эскадры, ни батальоны зуавов и сенегальцев, никто не в состоянии одержать над ней победу.

-Ну что ж, вы сами сделали свой выбор. И не вините меня, что вместо доброй старой Франции, вы выбрали тернистый путь смерти. Пеняйте только на себя.

-Пусть. Пусть самое трудное для меня впереди, и пусть путь этот усеян терниями. Но пройдя сквозь эти тернии, мы устремимся к звездам. А вы, и вам подобные, останетесь жалкими червями, способными копошиться только в отбросах истории.

Майор оцепенело смотрел на нее, не в силах стряхнуть с себя чары последних слов. Он не мог поверить, что можно вот так просто взять и отказаться от сладости жизни ради химерных идей большевизма, ради какого-то непонятного, и оттого пугающего, будущего, которое олицетворяла сидевшая перед ним. Ему казалось, что он словно беспомощный карлик, стоящий перед огромной скалой. Безотчетный страх перед грядущей грозной стихией ледяным объятием охватил его душу, и он безотчетно вздрогнул. Страх! Вот что сидело у него внутри с той самой минуты, как он заговорил с ней. Избавиться от этого страха можно было только одним способом, и он знал, что когда исчезнет источник страха – исчезнет и сам страх, и он снова ощутит себя свободным. С огромным усилием он протянул руку и позвонил в колокольчик. Вошел Андре Бенуа и с ним еще три офицера.

-Можете забирать. Вы знаете, что с ней делать.

Жанна встала, и, не оглядываясь, вышла из комнаты. Еще несколько секунд майор слышал шаги уходящих офицеров и непокоренной, – он четко понимал, что проиграл в этом незримом поединке, - и в его душе поднималась горькая обида на эту упрямую женщину, в которой воплотилась сила духа и смелость Жанны д’Арк.

В ночь на 2 марта 1919 года, вместе с 10 другими арестованными, Жанна Лябурб, была без всякого суда расстреляна французской контрразведкой. На ее похороны пришла почти вся Одесса. Еще через месяц французская эскадра отказалась стрелять в революционеров. Интервенция потерпела крах. Улица, на которой погибла пламенная революционерка, позднее получила ее имя. А после победы наследников фашизма на Украине, имя Жанны Лябурб исчезло с карт Одессы.

Польский этюд

Александр никогда не думал, что война вот так круто и внезапно изменит его жизнь. Нет, он не боялся войны. Его род, ещё с незапамятных времен для мальчиков знал только один "карьер" - военный. В Отечественную войну двенадцатого года Комаровские лихо и отважно рубились с нашествием двунадесяти языков, отчаянно сражались под флагом Ушакова при Синопе, освобождали болгар под командованием Скобелева. А вот теперь пришел и его черед, идти на войну с германцем.

Стоя на перроне, он курил и успокаивал мать и сестру, которые были готовы вот-вот разрыдаться. А он шутил и говорил, что совсем скоро они разобьют немцев, что войнв продлится совсем недолго, каких-нибудь три месяца, и он вернется домой. Но сам при этом понимал, что война будет долгой. Он слишком хорошо знал немцев, на что они способны и как они умеют воевать. Но сказать это сейчас он был не в силах. Потому и пытался выжимать из себя искры веселья, прекрасно понимая, что ни мать, ни сестра не верят ему.

Но вот прозвучал гонг, вагоны дернулись, и он рывком отбросив папиросу, обнял мать с сестрой и запрыгнул в вагон, который уносил его в неизвестность. Он долго стоял в тамбуре, всем сердцем понимая, что там, на перроне вокзала стоят самые близкие ему на свете люди и не могут уйти домой, где каждая вещь будет им напоминать о нём. Он еще долго стоял бы, если бы не прапорщик Еременко, который просунул свою голову в тамбур и радостно прокричал:

-Ну что, поручик, пора уже и жахнуть в честь отбытия. Стол накрыт-с, милости просим.

Александр бросил прощальный взгляд и присоединился к компании восторженных юных офицеров, которым предстояло с головой окунуться в одну из самых страшных войн на земле.

Уже первые бои показали Александру, насколько он был прав, оценивая высокую боевую мощь немцев, но в его голове ни разу не возникала мысль, что Россия может потерпеть поражение. Даже в страшные дни февраля семнадцатого года, когда какая-то сволочь издала печально известный приказ номер один, он продолжал верить впобеду, не важно, какой ценой. Нет царя? Пусть. Но Россия-то, господа, осталась!

И вдруг, словно обухом по голове, его ударила весть о Брестском мире, где большевики заключили мир с немцами на самых тяжелых условиях. Вот тогда Александр первый раз тяжело и с надрывом напился. Он не мог понять, как можно было заключать мир с опаснейшим врагом, хотя. с другой стороны, он видел нежелание солдат воевать, на фронте их держало только то, что в тылу было еще хуже. Проспавшись, Александр собрал самые ценные вещи, набил карманы патронами и ушел из полка. Теперь никто и ничто не держало его на фронте.

Путь на Юг занял у него не больше месяца. В создаваемых белогвардейских частях он с щемящей тоской видел привычные с военного училища дисциплину, погоны, обращения. И он поверил в то, что эти люди смогут вернут все на круги своя. Но шли месяцы, а Красные медленно, но верно, выдавливали войска ВСЮР. Не помогали ни выучка генштабистов, ни поставки союзников, ни украинские националисты, ни развернутый террор контрразведки.

В один из дней, его вызвал командир полка.

-Александр Николаевич, вы по происхождению поляк, не так ли?

-Не совсем, ваше превосходительство. Корни у меня и правда польские. Но еще при царе Николае Первом семья переехала из Варшавы в Петербург, сохранив, впрочем, некоторые поместья в Польше. К концу пролшого века обрусели окончательно, переженившись на предстаительницах русских семей. Так что, из польского у меня остались лишь фамилия, да знание языка. Права же на имения, боюсь, утеряны окончательно. Учитывая нынешнее руководство Польши.

-Вот и отлично. Скажу вам по секрету: собирается военная миссия в Польшу. Командующий войсками Юга России дал добро, но строго-настрого предупредил, что соглашение с Пилсудским не должно затрагивать коренные интересы России. Конечно, частью земель придется поступиться, но овчинка стоит выделки. Мы приобретем союзника в борьбе с большевиками, а там глядишь, и имения вам вернут при случае.

-Не понимаю, как можно отдавать приобретенное предками. Не мы ли кричали на всех перекрёстках, что большевики продали немцам Россию, что они стремятся к разделы Родины, а сами втихушку хотим сделать то же самое? Не есть ли это двуличие, противное офицерской чести, да что там, и интересам государства российского?

-Ни в коем случае. Для борьбы с большевиками все средства хороши. Генерал Марушевский не зря на Севере с англичанами еще в восемнадцатом году торг начал.

-Но там сейчас Миллер.

-Да какая разница? Мы уже можем смириться с потерей Севера. Возможно и Дальний Восток отойдет японцам. Ничего, земель в России, слава Богу, хватает. Не пропадем. Зато мы выполним историческую миссию, избавив народы российские от гнета большевизма.