Компания, надо отметить, собралась весьма почтенная, широко уважаемая в узких кругах, и гость чувствовал себя почти на седьмом небе. Он даже начал интуитивно понимать русские префиксы «тфою мать», артикли «пилят такой» и протчая, изредка, к месту и не к месту самому вставлять вышеозначенные словечки, а под конец официальной части выдал такой спич, что гости и приглашенные хватались за бока. История умалчивает, о том, что было ли сие достижение чисто русской вежливостью, или же действительным мастерством мистера Джона, увы, кануло сие в неизвестность, но, тем не менее, факт остается фактом – он сумел доказать, что загадочная русская душа весьма родственна, совсем не загадочной, а прагматичной и приятственной, в некоторой степени, американской душе.
И хотя вряд ли кто из приглашенных лиц осознал вышеозначенное свидетельство «наличия отсутствия» каких-либо противоречий между сторонами, взаимопонимание установилось полнейшее. Гости гуляли и пили, американец набирался впечатлений, хозяин пыжился от гордости, все пытались убедить Джона, что утверждение Задорнова, что американцы ну очень тупые, весьма ошибочно (не имея при этом понятия, что Джон и слыхом не слыхал о существовании такового, ибо он и Буша иногда путал с душем или бошами), веселье шло полным ходом, и в итоге через несколько часов весьма скромного застолья, никто уже не мог сообразить, в чью же честь было организовано данное пиршество, но все сходились во мнении, что Джон просто милейший человек, хлопали его по плечу и наперебой приглашали его погостить у них недельку-другую. На что, вконец ошалевший Джон отвечал совершенным согласием и симпатией, начиная, совершенно неожиданно для самого себя, воспринимать и осознавать каверзное понятие странной русской души. Он отбросил в сторону отжившие себя буржуазные привычки, впитанные им от тлетворного влияния Запада, и вскоре на полном серьезе обсуждал с одним из гостей возможность баллотироваться на пост премьер-министра России от Коммунистической партии. А затем, спустя всего лишь несколько минут, он с величайшим пафосом обвинял большевиков в том, что они, аспиды, довели Россию до ручки. И с каждым из своих собеседников Джону было весьма легко, все понимали друг друга и если кто-то вдруг начинал брать своего собеседника за грудки, то все имевшиеся в наличии, и хотя и с трудом, но все же державшиеся на ногах, немедля разнимали не сошедшихся в понимании высоких материй спорщиков, начиналась короткая перепалка между разнимавшими и спорщиками, в конце которой обязательно выяснялось, что виновен некто по имени N, как правило отсутствовавший на почтенном мероприятии, которому непременно вменялось получить чего-то, чему в переводе на иностранную мову нет никакого эквивалента. Тут, само собой, естественно, требовалось выпить на мировую, чему никто не возражал. И везде Джон чувствовал себя почти запанибрата, особенно, когда кто-то кричал: Эй, Джон, туды его в качель, тяпнем? И Джон чувствовал себя просто обязанным совершить данное действие, обозначенное непереводимым словом «тяпнуть». Время шло, Джон потихонечку втягивался все больше и больше. И как естественный результат, в три часа ночи он уже дружески обнимался с вешалкой в коридоре, шепча ей на смеси русского и английского признания в любви к ней, России и русской душе, к которой он чувствовал неизмеримую и большую симпатию…
Наутро сильно болела голова, руки тряслись и Джон долго не мог понять, где он, а самое главное – зачем он здесь и кто эти люди, мирно сидящие за столом и попивающие не то виски, весьма скверного разлива, не то нечто совсем непотребное, но отдающее спиртом. От одного слова «спирт» его чуть не вывернуло наизнанку.
-А-а, проснулся, батенька! – весело загудел чей-то голос, смутно ему знакомый.
-А ну-ка, давай вставай и дуй к столу, сейчас вот хлопнешь рюмашечку и как новенький будешь.
От слова «рюмашечка» в голове мгновенно закружилось и снова сделалось дурно. В голове кружились обрывки вчерашнего (или далекого прошлого?), зазвучали нестройные голоса, предлагавшие ему, «давай, Джонни, рюмашка катится, за дружбу промеж Америкой и нами!»
-Э-э, да ты совсем приуныл. – продолжил все тот же голос. – Надо же, что с людьми треклятая абыс…абти… аститиненция делает! Разучились люди отдыхать по-человечески.
После чего радушный хозяин сунул ошеломленному Джону в одну руку рюмку, до краев полную портвейна, а в другую надкусанный огурец. Вялое сопротивление при виде опухшего от вчерашнего отдыха добродушного хозяина испарилось, или, в крайнем случае, забилось глубоко в душу, а потому, махнув на все рукой, Джон глубоко вздохнул и одним махом опрокинул в себя содержимое стакана. Потом был еще стакан, и еще один, и за ним тоже, пока, наконец, окружающее не исчезло за зыбкой пеленой забвенья.
И только в салоне самолета, выгоняя из себя разламывающую боль в голове, Джон все-таки понял, что именно имел в виду Кристофер Доббс, когда заканчивал свой рассказ:
-А на следующее утро, я похмелялся с русскими, и одной-единственной моей мыслью было только одно – лучше бы я умер вчера...
Истинный ариец
“не, ну реально достали со своими говносайтами на дырявой джумбле...”
Воробьев Ярослав, руководитель www.chitalnya.ru . Непревзойденный мастер сайтостроения, повелитель алгоритмов, великий магистр веб-магии, и вообще, просто незаурядная и великая личность.
Вечер подходил к концу, и Дмитрий чувствовал хорошо знакомое нам чувство легкого сожаления, которое неизбежно наступает во всем хорошем. Когда хочется чтобы оно, это самое хорошее, продолжалось вечно и никогда не кончалось. Но, увы, это от нас не зависит, и может быть даже к лучшему. Впрочем, Дмитрия такие размышления совсем не посещали, он просто с легкой тоской смотрел на то, как еще пять минут назад полный зал постепенно пустел, как произносились последние, ничего не значащие, но обязательные к употреблению слова, как вечер подходил к концу…
Идти не хотелось, но, как говорится, положение обязывало, и он, в свою очередь поднялся с уютного кресла, подошел к шефу и произнес заученные с утра слова благодарности и прощания. Получив в ответ подобную порцию, он слегка качающейся походкой двинулся к выходу. Было довольно тепло и ехать в машине не хотелось, тем более в состоянии приятного алкогольного опьянения, и потому Дмитрий решился на неслыханный для его положения шаг – отправиться домой пешком. Сама неслыханность состояла вовсе не в расстоянии – до дому было рукой подать, каких-то 10-15 минут, - просто уважающий себя русский джентльмен и порядочный человек не имеет права ходить пешком, если у него есть машина. Ну а если машины нет, то вопрос о порядочности отпадает сам по себе. Но сегодня, пожалуй, можно было сделать исключение, оправдав себя завтра перед коллегами боязнью лишиться прав, что могло бы поставить крест на всей его карьере. Как бы то ни было, Дмитрий очень надеялся на то, что его оправдание найдет полное понимание со стороны компании.
Свежий прохладный воздух приятно струился по коже, снимая горячку корпоратива, и Дмитрий почти не жалел, что отправился именно пешком, а не на своем любимом «Лексусе», один вид которого говорил о высоком социальном положении и статусе его владельца.