Выбрать главу

-Ну, раз такое дело… - вздыхает Петрович.

-Раз такое дело, - прерывает его судья. – приступим к допросу потерпевшей.

К трибуне медленно подплывает дородная тетка, с красными, словно у кролика, глазами и сразу же начинает хлюпать носом. Несколько минут уходят на потуги вызвать слезу и все это время окружающие терпеливо ждут. Слез не видно, но благоприятный эффект все же достигнут – суд убедился в несправедливости поступка, в котором замешан Петрович. Подан невидимый знак и баба начинает весьма нудное повествование, детально расписывая, как Ниночка, то есть ихняя секретарша, забежала к ней во время обеденного перерыва и и шепнула, что Анна Сергеевна, ну та, что любит покрасоваться в новых шмотках, привезла из Польши сногсшибательную кофточку. И все бы ничего, но эта змея из машбюро…и так далее, и тому подобное. При этом рассказ сопровождался театральными вздохами, хорошо выдержанными паузами, дабы ни у кого не возникло подозрений в неискренности рассказчицы. Битый час ушел на то, чтобы уяснить суть проблем потерпевшей, но к вящему неудовольствию судьи, нисколько не продвинуло заседание вперед. Благо еще, что Петрович весьма далек от этих нюансов. А Петрович был просто до глубины души потрясен, поскольку тетку эту он видел первый раз в своей жизни. И даже на страшном суде он бы с чистой совестью держался своего мнения. Уверенность его была столь велика, что он попытался объяснить сие недоразумение высокому суду. Но грозное государево око реагирует с похвальной быстротой, давя в самом зародыше малейшую попытку воспрепятствовать выяснению истины. А потому выносится вердикт – «суду виднее». Однако в этот момент позабытая было всеми тетка, раздраженная тем, что кульминация ее рассказа может ускользнуть от слушателей, громогласно напоминает о себе деталями победы над зловредной Татьяной Марковной. Судья морщится и предлагает тетке закругляться.

-Вопросы есть ? Вопросов нет.- торопливо произносятся трафаретные слова и дело продвигается еще на один шаг вперед.

-Есть вопрос. – вбивает очередной клин Петрович.

-Но-но-но ! – раздражается судья и грозит пальчиком. – Эдак Вы еще и свободы попросите.

Но Петровича не так-то просто остановить. Он, бедняга, еще не совсем осознал, куда он попал. Видать, он совсем не слышал о пресловутом «внутреннем убеждении», на основании которого выносится подавляющее большинство приговоров в нашей стране.

-Поговорили и будет. – продолжает судья и властным своим тоном пресекает бесплодную попытку Петровича.

-Вот так-то, подсудимый.- чуть не шипит судья. –Вам уже предоставлялась возможность высказать свое мнение, а Вы этим не воспользовались. А если Вы и дальше собираетесь нарушать ход судебного заседания, то я буду вынужден удалить Вас…

-Домой.- заканчивает кто-то из зала и присутствующие немедленно разражаются хохотом. Не смешно только Петровичу.

-Его дом тюрьма.- вносит свою лепту прокурор, чем добавляет веселья в происходящее. Судья, увидев, что инициатива уплывает из его рук, с трудом, но все же возвращает заседание в деловое русло. Тем не менее, кратковременная разрядка оказала позитивное влияние и на его настроение, и теперь судья намерен наказать Петровича не так строго.

-Ну-с, - потирает от удовольствия руки судья. –Пора заслушать свидетеля, он хотя и не присутствовал на месте происшествия, я все же считаю, что его показания в части опознания преступника – многозначительный кивок в сторону Петровича – окажутся весьма важными.

Входит свидетель.

-Свидетель, что Вы можете сказать по поводу данного преступника это он или не он ?

-А че тут еще думать ? Конечно он. Коли сидит между двумя, извините, милиционерами, да еще с браслетами на руках, так че тут еще думать ? И коли гражданин следователь на него показывает и спрашивает, что он или нет, то тут и дураку станет ясно, что он, а не она.

-А дальше ?

-Как что дальше ? Я и пояснил, что это он, а никакая не она, ну они мне и …

-Спасибо, суду все ясно. Вы свободны. – обрывает его судья и добавляет про себя : «пока».

-Что еще требуется, дабы убедиться в виновности подсудимого ? – негодует прокурор.

Поразительно, но то же самое почти одновременно произносит и судья. Оба приятно изумлены столь редким единодушием и не теряют времени, чтобы отблагодарить друг друга за достигнутый консенсус.

-Я полагаю, - зарокотал прокурор, - что высокочтимый суд примет во внимание беспристрастные и неопровержимые доказательства и обязательно положит их в основу обвинительного приговора.

Естественно, что иного и не может быть. Для судьи все весьма убедительно, придраться не сможет и самый придирчивый адвокат. Особенно и потому, что дежурный адвокат спит, а будить спящего человека – самое последнее дело. Что касается Петровича, то он уже не в счет. Да и судя по всему, он потихоньку начинает понимать, что к чему.

Тем временем суд переходит к рассмотрению вещественных доказательств. Торжественно, словно на церемонии награждения, в зал вносят здоровенную папку, щедро увешанную печатями. После многозначительных манипуляций на свет Божий извлекают некий документ. Некоторое времй бумагу исследуют на цвет и вкус, после чего обращаются к обвиняемому :

-Скажите, подсудимый, это Вы писали?

-Господь с Вами ! –пугается Петрович. –Я и читать-то еле могу, чего там говорить о писульках.

-А почему тогда нет Вашей подписи ? – нисколько не смущаясь продолжает прокурор. По всему чувствуется, что он наконец-то нащупал свою линию и теперь-то он выведет преступника на чистую воду. Уверенность его подкрепляется знаменитой статьей, что на основании внутреннего убеждения (это очень важно) и на основании бесспорных доказательств (это уже не так важно), судья выносит обвинительный (на практике) или оправдательный (в теории) приговор. А большего и желать нечего.

-Вы не ответили на мой вопрос.- говорит прокурор и пристально смотрит на Петровича. Но Петрович молчит, уставившись невидящим взглядом в пол.

-Прошу занести в протокол, что молчание подсудимого есть наилучшее доказательство его вины. Человеку честному нечего стыдиться и он обязательно поставил бы свою подпись.

Слава российскому правосудию ! Фемида торжествует ! Да сгинут навеки ее недруги, посрамленные и уничтоженные. Рукоплещите ей, пока есть время и возможность, поскольку такого шанса может больше не представиться. Но зал, к стыду своему, безмолвствует. Справедливости ради, будем считать, что он просто сметен и подавлен железной логикой. Тем не менее, победа на судебном ристалище не считается окончательной, если ее не признает защита.

Адвокат уже проснулся и по виду его не скажешь, что он смирился с проигрышем. Скорее наоборот, он полон бодрости и энергии. Но приличия есть приличия, и он соглашается с общепринятой точкой зрения, решив видимо, преподнести сюрприз в заключительной речи.

-Меня не может не радовать. – доволен судья и объявляет перерыв на обед. Само собой, никто из окружающих не возражает. Приятная процедура затягивается на пару часов. Время летит незаметно, но как не крути, а дело пора заканчивать. Потому судья вздыхает с легким сожалением и он, без сомнения, прав. Тем не менее, чувство долга перевешивает и суд возобновляется. Слава Богу, процесс вступил в свою завершающую стадию и на сцене появляется прокурор. Он рвет и мечет, он полон решимости наказать зло, которое олицетворяется пресловутым Петровичем. И подавите в себе жалость, сентиментальные личности, ибо закон суров, но это закон. Finita la comedia !

-Вина доказана, ее нельзя не признать, но подсудимый злостно уклоняется от исполнения наказания, а потому я требую наказания максимального и прошу при вынесении наказания учесть, что подсудимый был ранее судим.

-Вообще-то не был, - вздыхает судья. Положа руку на сердце, он сам бы предпочел, чтобы Петрович имел хотя бы одну судимость, что позволило бы назначить наказание на всю катушку. Впрочем, это только вопрос времени.

-Тем более, - не смущается прокурор. –Это даже усугубляет его положение.

Речь, бесспорно, производит самое благоприятное впечатление. А на сцене уже адвокат. С ловкостью присущей адвокатам, он сводит суть дела к тому, что Петрович не виноват, ну, предположим, не совсем виноват, и если виноват, то только на самую чуточку, идя навстречу, мы готовы признать, что всего лишь наполовину, в крайнем случае, не больше, чем на три четверти. А что касается признания, то оно вряд ли может играть слишком большую роль. Следовательно, суд обязан смягчить наказание.