(21) Между тем стоит представить себе и принять в расчет, в каком положении сейчас дела у Филиппа. Да вовсе не в таком хорошем, как с виду кажется и как, может быть, кто-нибудь сказал бы, не вглядываясь в них пристально, и настоящее его положение даже отнюдь не самое прекрасное. Да он никогда и не начал бы этой войны, если бы представлял себе, что придется действительно воевать; но он рассчитывал тогда, что, сто́ит ему только туда явиться, как сразу же захватит все дела в свои руки, и вот тут-то он и ошибся. Это прежде всего смущает его и наводит большое уныние, поскольку случилось вопреки его расчету, а затем – положение дел в Фессалии. (22) Фессалийцы, конечно, отроду никогда не внушали доверия никому из людей30, но особенно не внушали и теперь не внушают доверия ему. Вот они, например, постановили требовать у него возвращения Пагас и воспретили укреплять Магнесию31. А я даже слышал от некоторых, что и доходами с гаваней и рынков они уж не дадут ему больше пользоваться, потому что на эти средства, говорят они, нужно содержать общественное управление фессалийцев, а не отдавать их Филиппу. Но если он лишится этих денег, тогда крайне затруднительно будет ему содержать наемников. (23) Конечно, пеонийский, иллирийский и вообще все эти царьки, надо думать, предпочли бы быть самостоятельными и свободными, чем рабами, потому что они не привыкли кому-нибудь подчиняться, и, кроме того, человек этот, как сами они говорят, наглец. И в этом, клянусь Зевсом, может быть, нет ничего невероятного: незаслуженное благополучие у безрассудных людей становится источником высокомерия; вот поэтому и существует мнение, что сохранить достояние бывает часто труднее, чем его приобрести. (24) Итак, нужно вам, граждане афинские, понять, что всякая невыгодная сторона у него есть выгода для вас, и сообразно с этим взяться усердно всем вместе за дела, отправлять в случае надобности послов, идти в поход самим и побуждать к этому всех остальных, имея при этом всегда в виду, что было бы, если бы Филиппу представился подобный случай против нас и война началась у наших границ, – с какой охотой, – представьте это себе, – пошел бы он против нас! И неужели после этого вам не стыдно, если сейчас, когда вы располагаете удобным случаем, вы не решитесь поступать с ним так же, как он поступил бы с вами, будь только он в силах?
(25) Кроме того, граждане афинские, вам не надо упускать из виду и того, что сейчас у нас есть еще возможность выбирать, вам ли воевать там, или ему у вас: если олинфяне будут держаться, вы будете воевать там и наносить вред его стране, без всякого страха пользуясь произведениями вот этой, имеющейся тут, вашей собственной страны; если же Филипп одолеет их, кто помешает ему идти сюда? (26) Фиванцы? Да они – чтобы не сказать про них слишком резко – и сами будут не прочь принять участие в нападении на вас32. Или, может быть, фокидяне? Это те-то, которые и собственной страны не в силах защитить, если вы им не поможете!33 Или кто-нибудь другой? «Да нет же, любезнейший, он и не подумает этого делать!» – Однако это было бы крайней нелепостью с его стороны, если бы он, когда соберется с силами, не привел в исполнение того, чем сейчас похваляется, рискуя прослыть за безумного. (27) А ведь насчет того, какая разница, – здесь ли воевать, или там, – об этом, я думаю, и говорить нет надобности. Если бы, например, понадобилось вам самим пробыть в походе хоть только тридцать дней и из запасов своей страны брать то, что требуется воинам в походе – при том условии, конечно, если никакого неприятеля в ней нет – тогда, я думаю, убытки ваших земледельцев оказались бы больше, чем ваши расходы на всю эту войну до сих пор34. Ну, а если какая-нибудь война перекинется сюда, чего же нам тогда будут стоить – надо только представить себе это – все потери от нее? Да присовокупляются еще обиды от врагов и стыд за собственные действия, который не лучше всяких потерь – по крайней мере в глазах сознательных людей!