Долговременного успеха мог достичь только человек, который, разумеется, тоже был бы фронтовиком, но, кроме того, обладал бы необыкновенным политическим даром, более того, — политическим инстинктом; который по собственным взглядам и собственным переживаниям хорошо знал бы психологию людей, переделка мышления которых, по его убеждению, являлась первой необходимостью — рабочей массы. Ею был, в первую очередь, совершён переворот 1918 года; не против неё, а с нею должен был осуществиться и поворот к новому и лучшему.
Гитлер, тогда неизвестный солдат, без капитала, без прессы, принял невероятно смелое решение — создать новое массовое движение, в котором соединились бы представители всех прежних сословий и классов, всех прежних партий, чтобы однажды завоевать власть Германии и руководить государством в соответствии с его идеалами. Я повторю: для каждого, кто не знал Гитлера, это предприятие казалось безумным. Я имел счастье услышать Гитлера в 1920 году, когда он говорил перед двумя десятками людей — столько тогда у него было последователей, — и к концу его речи я знал: этот человек — и никто другой — спасёт Германию.
Это убеждение утвердилось во мне благодаря увлекающей вере этого человека в свою миссию, благодаря пылкости, с которой он проповедовал эту веру, но и благодаря холодной и убедительной логике выводов, сделанных на основании трезвых оценок.
Его первые рассуждения упирались в вопрос: почему такое могло произойти с Германией? Он знал, что этот народ, который вдруг как будто стал плохим, в сущности, не плох. Он понял это за годы
тяжелейшей борьбы на западном фронте. Он видел, как представители всех сословий, в том числе и немецкие рабочие, сражались за свою нацию со всем безымянным самопожертвованием, со всем безграничным идеализмом, которые были необходимы, чтобы выдержать в аду битвы против целого мира противников. Если те же самые люди однажды как будто стали плохими сынами своего народа, возможно лишь одно объяснение: плохим было их воспитание и руководство. Они попали под влияние соблазнителей потому, что не было никакого противодействия, никакого разъяснения со стороны настоящих вождей и потому, что у них отказал инстинкт, который до того не позволял им верить в ложь.
Часто злоупотребляли и немецкой склонностью к идеализму. После ужасов войны люди охотно верили тем, кто обещал принести вечный мир и построить новое государство абсолютной социальной справедливости.
Гитлер видел, что этот народ после переворота 1918 года более, чем когда-либо, раскололся на классы, которые знают только свои мелкие особые интересы и одновременно политически раскололся на множество партий, которые, в свою очередь, представляли только интересы классов и этнических групп.
В той мере, в какой эти партии опирались на определённое мировоззрение, они имели связи за пределами Германии и представляли поэтому не немецкие интересы.
Гитлер противопоставил им мировоззрение, в центре которого находился свой народ. Он противопоставил материализму эпохи новый идеализм. Он противопоставил эгоизму отдельной личности требование: общая польза выше личной пользы! Уравнительной тенденции демократии и марксизма он противопоставил веру в творческую силу личности. Тенденции «Интернационала» к уравниловке народов он противопоставил учение о самобытности народов, о ценности расы и нации. В то время, как противная сторона пыталась уничтожить всякое национальное своеобразие, национал-социализм поддерживал народные обычаи. Отрицанию Бога он противопоставил понятие Вселенской силы, пацифизму — веру в воинские достоинства. Приверженцев национализма и социализма, которые, казалось, принадлежали к разным мирам и непримиримо враждовали между собой, Адольф Гитлер объединил на новой общей платформе, создав понятие «национал-социализм».
Он учил, что национализм и социализм взаимно дополняют друг друга. Подлинный национализм должен способствовать тому, чтобы каждый представитель народа был здоров телом и душой и был готов и способен, если нужно, защищать свою нацию до последнего — это же одновременно и есть социализм. Подлинный социализм, в свою очередь, должен способствовать тому, чтобы нация могла защищать жизнь и собственность каждого соплеменника, а это, практически, — национализм.
Он учил, что каждый представитель народа, выполняющий работу на общее благо, — полезный член народа. Он учил далее, что работники физического и умственного труда взаимно дополняют друг друга и труд в любой форме почётен.
Требованию социализма он противопоставляет повышение производительности труда и увеличение количества распределяемых благ благодаря достоинствам частной инициативы.
Для внедрения своих идей и их систематического распространения в народе он создал Национал-социалистическую немецкую рабочую партию.
Её строительство осуществлялось согласно принципам, которые стали основой нашего государства: чужеродные расовые элементы исключались, всё движение воспитывалось в духе непримиримой борьбы. При выборе руководителей главное внимание обращалось на их личные качества.
Оказалось, что принципы, которые некогда должны были возобладать в государстве и привести к успеху, были правильными, так как их внедрение в партии принесло успех этой небольшой, но построенной по типу государства организации.
В практической работе Гитлер пользовался всеми средствами, пригодными для того, чтобы привлечь внимание к его целям и его Движению.
Его тактика заключалась в том, чтобы побить марксистские партии их же собственными средствами. Он использовал, как и они, красные плакаты. Он снабдил своих охранников красными повязками, хотя и с чёрной свастикой на белом фоне. Он создал похожие знамёна, на которых, во всяком случае, преобладал красный цвет. Он устраивал массовые собрания и шествия, как и его левые противники. Эта тактика принесла ему и его движению репутацию национал-большевизма. Говорили, что, в сущности, национал-социализм мало чем отличается от русского большевизма.
При этом обращали внимание на внешние формы, а не на суть. Не было понимания того, что только совершенно новые методы позволят привлечь на свою сторону обозлённый рабочий класс. Было ясно, что методы буржуазных партий совершенно неэффективны.
Рабочие вообще не ходили на их собрания, а распространяемые этим партиями идеи не имели влияния на рабочих. В лучшем случае это влияние было негативным, и «красная» пресса использовала все их заявления для новых кампаний против правых и «реакции». Собрания национал-социалистов, наоборот, посещали более широкие народные массы. Они с трудом проникались доверием к идеям, которые были диаметрально противоположны марксизму и большевизму. Но постепенно массы убедились в правильности этих идей. В противном случае национал-социалисты не смогли бы за столь короткое время после своего прихода к власти сломать и практически уничтожить марксизм и большевизм.
Если бы ещё в годы борьбы большая часть немецкого рабочего класса не поверила в наше учение, диаметрально противоположное марксистско-большевистскому, то разве было бы возможно, чтобы эти же самые рабочие сегодня воспринимали с таким ликованием резко антимарксистские и антикоммунистические речи Вождя и его помощников? Разве стало бы возможным, чтобы каждое всенародное голосование являлось новой клятвой в верности — в том числе и рабочих — Вождю и его Движению?
Как речи, так и действия национал-социалистов, выражаемые в законах, противоположны марксизму и большевизму. Если первой целью национал-социализма было завоевание власти, то, после прихода к власти, его целью является воплощение в жизнь его идей и идеалов при посредстве власти. Его орудия — государство и партия.