— Вот мой сон, — сказала Мариенка, — видите, матушка, что я, как всегда, права была я, а не вы.
А тотчас же она побежала в свою комнату, приготовила букет женихов и, вся улыбающаяся, поднесла его прекрасному господину, как залог своей верности. Со своей стороны прекрасный господин надел ей на палец кольцо, камень которого блистал подобно звёздам, и предложил ей золотую диадему и платье из золотых кружев.
Спесивица пошла одеваться к церемонии… Мать же, всё ещё не будучи в состоянии успокоиться, обратилась к жениху с вопросом:
— Милостивый государь, а какой хлеб вы предлагаете моей дочери?
— У нас, — отвечал он, — есть хлеб из меди, из серебра и из золота; какой она захочет, такой и может выбирать.
«Что это означает?» — подумала мать.
Мариенка же ни о чём не заботилась; она вернулась прекрасная как солнце, приняла поданную ей женихом руку и отправилась в церковь, не спрося даже у своей матери благословения. Бедную женщину оставили молиться на пороге церкви; по окончании свадьбы Мариенка села в карету и поехала, причём не только забыла проститься со своею матерью, но даже ни разу и не обернулась к ней.
Восьмёрка лошадей галопом везла карету, пока они не прибыли к огромной скале, в которой было отверстие, величиною с городские ворота. Лошади направились в это отверстие, где было темно как ночью; земля задрожала, скала затрещала и вслед затем обрушилась. Невеста в испуге схватила своего супруга за руку.
— Не бойся, моя красавица, — сказал он, — сейчас будет светло.
И действительно, в воздухе вдруг заколебались тысячи огоньков; это были горные карлы, которые, с факелами в руках, приветствовали своего государя, горного короля. Мариенка узнала теперь, кто был её муж. Добрый или злой дух, он был, однако же, так богат, что невеста была вполне довольна своею участью.
Выехав из темноты, они поехали беловатыми лесами и мимо гор, воздымавших к небу свои угрюмые и бледные вершины. Ели, буки, берёзы, дубы, скалы — всё было из свинца. Лес оканчивался длинною поляной, трава которой была из серебра, в глубине же поляны находился золотой замок, весь усыпанный алмазами и рубинами. Там-то и остановился экипаж; горный король подал руку своей невесте, чтобы помочь ей выйти из экипажа, и сказал ей:
— Моя красавица, всё это принадлежит тебе!
Мариенка была в восхищении; но проехавши столько времени, нельзя не проголодаться, и потому она с удовольствием смотрела, как горные карлы накрывали стол, где всё блистало золотом, хрусталём и драгоценными камнями. Наконец подали удивительные кушанья; первые из изумрудов и затем золотые жаркие на серебряных блюдах. Каждый спокойно ел, откусывая их, за исключением одной только невесты, которая попросила у своего супруга приказать подать ей немного хлеба.
— Подайте хлеба из меди, — сказал горный король, но Мариенка не могла его есть.
— Подайте хлеба из серебра, — опять сказал он, но Мариенка не могла и его есть.
— Так подайте хлеба из золота, — сказал он наконец, но Мариенка и его не могла есть.
— Моя красавица, — сказал горный король, — мне очень жаль, но что же другое я тебе предложу? У нас нет другого хлеба.
Невеста залилась слезами; муж же принялся громко хохотать, потому что его сердце, как и его владения, было из металла.
— Плачь, если это тебе нравится! — воскликнул он. — Но это не принесёт тебе никакой пользы. Ты имеешь всё, что ты желала, ешь же тот хлеб, который ты сама избрала.
Таким-то образом Мариенке пришлось жить в замке, умирая с голоду и тщетно отыскивая хоть какой-нибудь корень, для утоления терзавшей её боли. Бог услышал её, чтобы наказать её.
Три дня в году, непосредственно предшествующие празднику Вознесения, когда земля, благодаря обильному посылаемому ей Господом дождю, открывается, Мариенка возвращается на землю. Одетая в лохмотья, бледная, иссохшая, ходит от одной двери к другой, прося милостыню, весьма счастливая, если ей бросят какие-нибудь остатки и если она получит в виде милостыни от какого-нибудь бедняка то, чего ей недостаёт в её золотом дворце, а именно немного хлеба и сострадания.
В то время, как бабушка рассказывала нам эту сказку, отличавшуюся чисто чешским духом, большая Нанинка время от времени в беспокойстве просовывала в полуотворённую дверь свою голову, нетерпеливо ожидая, когда это покончат с этим грубым жаргоном, от которого у ней появлялась на губах презрительная улыбка. При последнем слове она распахнула обе половинки двери и сделала торжественное вступление, идя задом и держа обеими руками один конец стола, убранного цветами, с горящими свечами, и сервированного получше стола горного короля и которого другой конец нёс молодой человек с благородною наружностью. Он был в бархатном, с отложным воротником, полукафтане и в тирольской шляпе с перьями фазана; смотря на него, можно было подумать, что видишь перед собою короля Оттокара, только что сошедшего с какой-нибудь старой картины.