Три раза обошёл он вокруг стола и успел смастерить свою затею. Наконец король, оживлённый вином, закричал ему:
— Дурак, встань-ка на стол и забавь нас песнями!
Бриам вскочил на стол и запел глухим голосом;
— Что это за похоронная песня? — сказал король, — Довольно, шут! Смеши меня, или я заставлю тебя плакать!
Бриам сурово взглянул на короля и продолжал дрожащим голосом:
— Дурак! Ты, кажется, меня стращаешь, — крикнул король. — Я тебя накажу как, следует!
И король вскочил с своего места так быстро, что увлёк за собой начальника гвардии. Удивлённый придворный, желая удержаться, нагнулся вперёд и руками зацепил руки и шею короля.
— Несчастный! — закричал король. — Смеешь ли ты заносить руку на своего повелителя?
И король схватил кинжал, чтобы убить неловкого царедворца. Но придворный, защищаясь, неожиданно вонзил ему в шею кинжал. Кровь брызнула ручьём, и король упал в предсмертных судорогах.
Среди волнения и крика начальник гвардии поспешно встал, обнажил шпагу и крикнул:
— Господа! Я король и женюсь на юролеве. Кто против, говори? Я жду.
— Да здравствует король! — закричали все придворные, и некоторые из них, пользуясь случаем, повытаскивали из карманов прошения.
Радость была общая и дошло до исступления, как вдруг перед самозванцем явился грозный Бриам с топором в руках.
— Собака! Собачий сын, — сказал он. — Убивая наших, ты не думал ни о Боге, ни о людях. Теперь наш черёд.
Начальник гвардии хотел было защищаться, но Бриам сильным ударом отшиб ему правую руку.
— Если у тебя есть сын, — крикнул Бриам, — пусть он мстит за тебя так, как Бриам-дурак мстит сегодня за своего отца.
И Бриам рассёк ему голову пополам.
— Да здравствует Бриам! — кричали все. — Да здравствует наш освободитель!
В эту минуту вошла испуганная королева и, бросившись в ноги к шуту, называла его своим мстителем. Бриам поднял её, встал около и, взмахнув окровавленным топором, пригласил всех придворных присягнуть своей законной королеве.
— Да здравствует королева! — крикнули все. Радость была общая и доходила до исступления.
Королева пригласила Бриана остаться при дворе, но он захотел вернуться к себе в хижину и вместо всякого вознаграждения попросил свою корову — виновницу стольких бед. Когда подошли к дверям хижины, Буколла замычала, призывая к себе тех, кто уже не мог её слышать. Старуха вышла со слезами на глазах.
— Матушка! Вот тебе Буколла, и ты отомщена, — сказал Бриам.
Так кончилась эта история. Что сталось с Бриамом — неизвестно. Но до сих пор в стране показывают развалины хижины, где жил Бриам с братьями и матерью, и при этом говорят детям:
— Здесь жил Бриам, который отмстил за отца и утешил свою мать.
И дети отвечают на это:
— Мы сделаем, как он!
В настоящее время нас оскорбляют подобные истории; мы мало уважаем ремесло, доводящее до галер. Не то было у первобытных народов. Геродот не грешит, пространно рассказывая нам египетскую сказку, которая, без сомнения, есть одна из волшебных сказок Востока. В книге Евтерпия можно видеть, какое — более чем странное — средство употребил король Рамесинит для поимки ловкого вора, ограбившего его сокровища, и как Рамесинит, три раза обманутый (в лице короля, судьи и отца), не придумывает лучшего средства избавиться от вора, как сделать ловкого разбойника своим зятем.
«Рамесинит, — говорит историк, — принял вора очень хорошо и отдал ему свою дочь как самому способному из людей, так как египтяне выше всех народов, а он был выше всех египтян», Из этого видно, что национальная гордость так же стара, как волшебные сказки.
Подобными воровскими историями изобилуют сборники сказок. Под именем «Господин Вор» г. Асбьернсен напечатал норвежский рассказ, очень похожий на только что изложенный. В этих рассказах более всего поражает наивное удивление авторов к своим героям, Человеческий ум прошёл по этому давно оставленному пути! Греки восхищались Улиссом, бывшим наполовину вором; римляне обожали Меркурия.