В эту минуту луна вышла из облаков и осветила своим беловатым светом замок Звонкой Монеты.
VII. Замок Звонкой Монеты
Вид замка был далеко не успокаивающий. На горе из груды обвалившихся скал виднелись золотые шпицы, серебряные башенки, крыши из сапфира и рубинов, но всё это было окружено широкими рвами, в которых зеленела вода, и всё это, кроме того, было защищено подъёмными мостами, опускными решётками, громадными запорами и бойницами, откуда высовывались жерла пушек и другие снаряды убийства и смерти. Красивый замок был просто тюрьмой. С трудом подымалась Виолетта по извилистой тропинке и через узкий проход пришла наконец к железной решётке с большим замком. Она позвала — никто не ответил. Она дёрнула за звонок — немедленно явилось какое-то подобие тюремщика, чернее и ужаснее самой адской собаки.
— Пошёл вон, нищенка, — крикнул он, — или я тебя убью! Нищете здесь нет места! В замке Звонкой Монетыподают милостыню только тем, кто в ней не нуждается.
Бедняжка Виолетта удалилась вся в слезах.
— Будь храбрее, — шепнула ей белка, грызя орехи. — Поиграй-ка на свирели!
— Я никогда не играла, — ответила Виолетта.
— Тем лучше! — сказала белка. — Ещё неизвестно, что выйдет, испытывая ещё неиспытанное. Ну-ка, дуй!
Виолетта стала дуть изо всех сил, перебирая в пальцы и напевая в инструмент. И вот свирель заиграла такую тарантеллу, которая могла бы заставить плясать самих мертвецов.
Услышав такую музыку, белка соскочила на землю, мышка тоже не отстала от белки, и они стали танцевать и прыгать, как настоящие неаполитанцы, а пчёлка в это время кружилась вокруг и жужжала. Это было такое зрелище, за которое нельзя было пожалеть карлина.
Шум этой весёлой музыки заставил отворить чёрные ставни в замке. Дело в том, что фрейлины Звонкой Монетыне прочь были время от времени посмотреть, летают ли мухи всегда одинаково. Конечно, хорошо не страдать любопытством, но ведь не всякий же день можно услышать тарантеллу, которую наигрывает такой красивый пастух, как Виолетта.
— Мальчик! — закричала одна. — Поди-ка сюда!
— Пастух! — сказала другая. — Подойди ко мне.
И все они посылали поцелуи, но решётка всё-таки оставалась запертой.
— Барышни, — сказала Виолетта, снимая шляпу, — будьте так же добры, как хороши. Ночь меня застала на горе, и у меня нет ни ночлега, ни ужина. Дайте мне уголок в комнате и кусок хлеба, и мои маленькие плясуны позабавят вас целый вечер.
В замке Звонкой Монетынадзор был очень строг. Там так боялись воров, что с сумерек никого не впускали. Барышни это очень хорошо знали, но ведь в таком благородном доме всегда найдётся верёвка для желающих повеситься. Конец верёвки кинули в окошко, и Виолетта была поднята в большую комнату со всеми своими принадлежностями. Долго ещё она дула, танцевала и пела, так что заикнуться о Перлино ей не было возможности.
Тем не менее она была счастлива, зная, что она под одной с ним кровлей, Ей казалось, что сердце её возлюбленного бьётся так., как и её собственное. Простодушное создание думало, что довольно самой любить, чтобы и её любили. Одному Богу известно, как сладко она промечтала эту ночь.
VIII. Навуходоносор
С рассветом проснулась Виолетта, ночевавшая в сарае, взлезла на крышу и стала смотреть кругом, но сколько она ни бегала во все стороны, она всё-таки ничего не увидела, кроме золотых зубцов да пустых садов, Она сошла вниз вся в слезах, несмотря на утешения её трёх друзей.
На дворе, вымощенном серебром, сидели в кружке фрейлины и плели пряжу из шелков и золота.
— Убирайся вон! — закричали они. — Если госпожа увидит твои рубища, она и нас прогонит, Уходи, уходи, дрянной музыкантишка, и возвращайся только тогда, когда сделаешься банкиром или принцем.
— Уходить! — сказала Виолетта. — Нет ещё. Позвольте мне, красивые барышни, послужить вам. Я буду таким тихим и послушным, что вы не раскаетесь, что оставили меня.
Вместо всякого ответа одна из фрейлин встала. Это была высокая, сухая, худая, жёлтая и рябая девушка. Рукой она указала маленькому пастуху на дверь и позвала сторожа, который приблизился, насупив брови и потряхивая алебардой.
— Я пропала! — крикнула Виолетта. — Я никогда не увижу Перлино.
— Виолетта, — строго заметила белка, — золото испытывают на оселке, а друзей в несчастии.