Выбрать главу

АКРОБАТ

Это небо очень неустойчиво, встанем-ка под другое.

КЛОУН

Ваши страсти успокоились, ваше лицо скоро вернется к вам. Есть несколько видов безумия, вы их избежали.

НАЕЗДНИЦА

А я во власти своих упражнений. Четкая линия тела, холодная цель и гибкие прутья дождя. Я уже ловлю на себе жадные взгляды воздуха.

КЛОУН (акробату)

А вы о чем задумались? У вас все черты — неподвижно-вертикальны. Это настораживает меня и других.

АКРОБАТ

Выслушайте меня, я весь полон молчанием. Я боюсь своей памяти, она у меня иногда работает вслух.

НАЕЗДНИЦА

С тех пор, как вы увидели ту женщину, вы меня разлюбили вслух. До этого вы молча любовались моей гибкостью. А я молча вам это позволяла.

АКРОБАТ

Это мой 199-й грех.

КЛОУН

Э, да вы крупно задолжали!

АКРОБАТ

Вы считаете, что грехи могут нам отпускаться в долг?

КЛОУН

Я считаю, что вы сами себе ответили.

НАЕЗДНИЦА

Ах, я устала от всего этого и от всего другого! Я оставила свои глаза наедине с небом. Крыши остались где-то ниже, их скрежет доносится до моего молчания. Вижу гибкие очертания ветра и другие угрозы всему.

АКРОБАТ

Я, кажется, ее снова начинаю любить! Ее холодность прекрасна, ее небеса — напускные.

КЛОУН

Вы ошибаетесь, вы не туда посмотрели. Вы готовы нарушить все: и закон, и беззаконие.

НАЕЗДНИЦА

Жаль, что я не вижу себя, а только слышу.

АКРОБАТ

Я дам ваш портрет: вы сверкающая наездница мгновений, стальной призрак, ваша улыбка сводит с ума и исчезает в небе...

КЛОУН

Постойте! вы сами себя приговорили. Так приводите же приговор в исполнение!

НАЕЗДНИЦА

Он медлит, загораживая собой минуты. А я полна благородного негодования и правосудия.

АКРОБАТ

Я, как дождь, подвешен за ребра. Кажется, таков был приговор?

КЛОУН

Я не помню, если мне не изменяет память.

АКРОБАТ (наезднице)

Помните, вы меня помнили? Я не в своем положении, как человек, который умер и воскрес.

КЛОУН

Вы еще не воскресли, чтобы так часто умирать. То есть, другое.

НАЕЗДНИЦА

Я была слишком милосердна. Но, ничего! Эти упражнения вернут былую гибкость моему телу и стали. Не смотрите на меня, я этого не позволяю даже воздуху!

КЛОУН

Мой взгляд пожирает воздух.

АКРОБАТ

Мне в глаз попала раскаленная секунда!

КЛОУН

Еще бы! — восклицаю я, поражая мир в незащищенное от восклицаний место.

НАЕЗДНИЦА

В этом смысле я неуязвима. В других смыслах я еще неуязвимее.

АКРОБАТ

Ваши слова отточены и остры, как числа на ощупь.

КЛОУН

На ощупь? Вот новый вид возбуждения жалости в нас и в других небесных телах!

АКРОБАТ

Я ничего не вижу, а дождь — плохой поводырь.

КЛОУН

Вы слишком строги. Лучше быть поводырем дождя.

НАЕЗДНИЦА

Гибкость возвращается! И не одна, а в сопровождении других неумолимых качеств.

КЛОУН

Ах, какая божественная новизна! Словно умираешь в первый раз!

НАЕЗДНИЦА

Вы довольно гибки.

КЛОУН

Ах, я не осмеливаюсь вас расслышать!

НАЕЗДНИЦА

Вы на меня смотрите?

КЛОУН

Признаться?

НАЕЗДНИЦА

Вы признались. А он?

КЛОУН

Он по рукоять вонзен в дождь. Оба не дышат.

НАЕЗДНИЦА

Итак, справедливость восстановлена. Небо выпущено в простор моих глаз. Тишина затихает, чтобы звуки сверкнули ярче. Отражения мертвых похоронены в зеркалах, а к живым вернулись былые гибкость и сталь.

ИЗВАЯНИЯ

МЕЛИК-МЕЛКУМОВ

В какой странный день мы с вами встретились, в какой час, я уж не говорю про секунду!

ЛЬВОВ

Я поражен, я п, я, наконец, просто я!

МЕЛИК-МЕЛКУМОВ

Вы все такой же шутник, каким и будете. А мне недавно пришла в голову мысль, у которой было ваше лицо. Я ее возьми и выскажи вслух. Все сразу же вас узнали. Каково!

ЛЬВОВ

Это не случай, а просто редкость. Я вот тоже: иду недавно по Москворецкому мосту, рассеянно смотрю поверх своих мыслей и вдруг ни с того, ни с сего — бултых в воду! А выплыл в гостиной Ольги Александровны Витковской. Вот вам и происшествие! Ммда... Полна гостиная была народу, одни стояли, другие лежали от удивления. Я кое-как подсох, извинился за беспокойство и остался. Среди гостей была и Эвелина. Вы ее знаете? Так я ее вам еще раз опишу. Представьте себе женщину, ряд окон и лучи стремящегося к ней света. Это — она. Я подошел к ней, любезно поздоровался и стал вести беседу о выставке рисунков Чекрыгина, не переставая при этом высыхать... О, этот Москворецкий мост! Вечно на нем со мной происходят либо чудеса, либо что-нибудь им противоположное. Эвелина заметила мне: «Вы, оказывается, не только отличный пловец, но и рассказчик», Я замер: в месте пересечения оконного луча и ее улыбки сверкнула моя судьба. Я ее сразу узнал по причудливо изогнутому лезвию. Слова любви с грохотом замерли на моих устах... Пауза была длинной и обоюдоострой... Какая удивительная вещь — любовь! Она начинается и не проходит, кончается и не воскресает... Мы стояли возле окна, вернее — оно возле нас стояло. Пересечение улыбок, лучей. Какое-то зловещее небо стояло по ту сторону стекла. Я не шевелился, боясь спугнуть свое мужество. Эвелина спросила меня о чем-то. Вы помните ее волосы, этот тяжелый узел на затылке? Я помню и не могу забыть... Интересно, чем кончится моя жизнь? Неужели смертью?.. Я медлил, мгновения напирали, свет причудливо пересекался с сумраком. Знаете, молчание, отточенное о тишину. Я вдруг увидел профиль Эвелины. Окно было готово достать ночь где угодно. Солнце, босое, расхаживало по паркету. Эвелина сказала: «Смотрите, как солнце наследило!». Я посмотрел, увидел и... высох. Последняя капля влаги улетучилась из моей одежды. Знаете, иногда бывает: вдруг небо шепнет вам что-нибудь на ухо, или на ходу столкнетесь с воздухом... Мне не было пути назад, и мои мысли двинулись вперед. Что может быть грознее неподвижности? Я так и сделал. Она заметила, что со мной творится. Она говорила, не давая себе замолчать. Окно сверкало возле каждого ее слова. Вдруг я овладел странным чувством. Хочу что-нибудь сказать — и не могу. Хочу что-нибудь не мочь — и тоже не могу. О, полдень! О, стекло!.. Что ж, окаменею, а сам стану возле. И сразу же Москво...