Такое чтение привело и не могло не привести к тому, что неударные слоги стали произноситься с той же четкостью, как и ударные: различие между неударным и ударным слогами резко ослаблялось, если не стиралось совсем. Об этом наглядно свидетельствуют знаки ударения, расставленные в рукописном оригинале стихотворений Симеона Полоцкого: иногда они стоят на своем месте, иногда явно не соответствуют действительному произношению, представляя собой простую дань орфографической традиции. О том же свидетельствует и рифма у Симеона Полоцкого; она часто у него сводится к простому совпадению окончаний слов, начиная с предпоследнего гласного, независимо от того, на какой слог рифмующегося слова падает ударение (зело — весело, себе — небе, тобою — твою, лютшая — злая, рече — человече, Фому — дому и т. п.).
Силлабические стихи читались, очевидно, в подчеркнуто декламационной манере, своеобразным речитативом, на „высокий“ лад.
Симеон Полоцкий — основоположник силлабического стихосложения в русской поэзии. До него „правильные“ силлабические стихи — явление в русской литературе крайне редкое. В ранних образцах русской виршевой поэзии, первой четверти XVII века, основной принцип силлабического стихосложения — строгий счет слогов — не соблюдался: стихи объединялись в стихотворный ряд только парной рифмой. Типичным примером такого „некунштовного“, как его называли на Украине, досиллабического стиха могут служить вирши, которыми закончил свою „Повесть“ о „смуте“ писатель первой половины XVII века — князь И. М. Катырев-Ростовский.
После Симеона Полоцкого такие неравносложные стихи, напоминающие рифмованную прозу, уже казались архаичными.
Силлабический принцип стихосложения господствовал, как известно, в русской поэзии до 40-х годов XVIII века, а в провинции, в школьном обиходе, и много позже. Феофан Прокопович, Кантемир и другие русские поэты-силлабики во многом усовершенствовали стих Симеона Полоцкого, но писали по той же системе. В 1735 году Тредиаковский в своем трактате „Новый и краткий способ к сложению российских стихов“ первый теоретически обосновал возможность перехода русской поэзии на тонический принцип стихосложения, основанный на закономерном чередовании ударных и неударных слогов, — первый наглядно продемонстрировал и возможность реализации этого принципа на практике. Дело, начатое Тредиаковским, завершил Ломоносов, окончательно утвердивший тонический стих в русской поэзии.
Писал Симеон Полоцкий на том „книжном языце“, который в его время обслуживал преимущественно „высокие“ формы литературы господствующего класса (красноречие, „парадную“ эпистолярную прозу, философско-богословскую прозу). Словарный состав и грамматический строй этого книжного „диалекта“, в XVII веке уже регламентированного специальными учебными пособиями (грамматика Мелетия Смотрицкого), — в основном воспроизводят нормы языка славянского.
В поэтическом языке Симеона Полоцкого налицо все характерные особенности книжного „велеречия“ XVII века: специфические славянизмы („гонзати“. „непщевати“, „хухнати“, „выну“, „тощно“, „тщиво“ и т. п.), некоторые усвоенные этим „диалектом“ слова греческого языка („аер“, „спира“. „пирг“, „дидаскал“ и пр.), а также слова того книжного жаргона, на котором тогда писали едва ли не все украинские и белорусские писатели („згода“, „дедич“, „умова“, „оборонца“ и пр.); тяга к витиеватым синтаксическим конструкциям, длинным периодам с большим количеством вводных предложений; пристрастие к сложным эпитетам („светлозрящий“, „мрачноочный“ и т. п.), к необычной расстановке слов, к замысловатой игре словами разного значения, но одного и того же звучания („В мире не мирном мир ныне бывает, егда царь мира враги побеждает“, „чюдное чадо чюдне ся раждает“), и т. п.
„Высоту словес“, свойственную современной ему книжной прозе, Симеон Полоцкий во второй половине XVII века утвердил и в поэзии. И „высота“ эта с неизменно сопутствующими ей славянизмами надолго стала признаком „парнасского“ парения — в „одической“ поэзии, с теми или иными модификациями, до конца XVIII века.
„Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками“.[27] Симеон Полоцкий не принадлежит к числу великих писателей, но дело свое в меру своих возможностей он выполнил с честью: он положил основание в русской литературе той отрасли художественного творчества, которая до него была почти совсем не разработана, — поэзии и драматургии.