Душевная чистота героя побуждает его в каждом встречном видеть такого же доброго христианина, каков он сам, — это заветная мысль Филдинга: добрым быть легче, чем дурным. Но не в словах сила Адамса — он поборник активного пособничества, фанатик добрых дел. От него ведет свое начало линия «филантропов» в английском романе.
Человек большой учености и бескомпромиссных убеждений, он вносит во все свои беседы высокий интеллектуальный и нравственный накал, хотя бы ему внимали невежды и проходимцы, а это, в свою очередь, открывает в романе идеологические горизонты, за которыми брезжит истина. Со страниц книги Адамс встает как живой. Джозеф и Фанни удостоились развернутых портретов, но вы не вспомните их черт — да, молодые, красивые, Фанни, кажется, шатенка, у Джозефа родинка на груди (по ней его узнают родители). Зато Адамса мы видим: он в потрепанной рясе, с трубочкой, с рукописным Эсхилом под мышкой. В минуты восторга он прищелкивает пальцами, из озорства бежит перед каретой. Он высокий: когда он сидит на лошади, его ноги почти достают до земли, и падает он с этого норовистого Росинанта, не причиняя себе увечий. А то, что Джозеф высокий, — мы верим автору на слово. Впрочем, нет оснований не верить ему в чем бы то ни было: автор держится с читателем по-приятельски, делится своими намерениями, заручается поддержкой. Образ «друга-читателя» — огромная победа Филдинга, неоценимо ее значение для судеб европейского романа.
А что же Джозеф и Фанни? С ними, как и следовало ожидать, все благополучно. Ведь единственным препятствием к неслыханному счастью вдвоем был их юный возраст и житейская неопытность. Эти беды в скором времени устраняются сами собой, благодетельная судьба возвращает им настоящих родителей (Джозеф стал дворянином), помогает показавший себя с хорошей стороны мистер Буби, муж Памелы. Так общими усилиями устраивается их счастье. Сказочно? Пожалуй, но ведь герои имели право на простое, никого не задевающее счастье, они доказали, что умеют постоять и побороться за него, и хорошо, что они его получили.
Все, о чем шла речь до сих пор, — это начало Филдинга, и оно ошеломляет грандиозностью заявленных обещаний. Ведь все еще впереди — годы судейской работы, журнальная публицистика, социальные трактаты и новые великие свершения — «Том Джонс» и «Амелия». А потом придет день, когда он положит пачку бумаги на шаткий от морской зыби стол и нетвердо выведет на первом листе: «Дневник путешествия в Лиссабон».
«Дневник путешествия в Лиссабон» писался на борту «Королевы Португалии» в июле — августе 1754 г. По совету врачей тяжело больной Филдинг был вынужден срочно сменить климат — он едва пережил зиму 1753 г. Ему рекомендовали юг Франции, однако долгого сухопутного путешествия он бы не вынес. Португалия более или менее подходила, а плавание все-таки покойнее, чем дорожная тряска и мытарства по гостиницам. К тому же все путешествие, по мнению знающих людей, должно было занять недели три от силы. Он планировал немного литературной работы — подготовить заметки о недавно опубликованных эссе Болинброка. Как известно, его морской опыт ограничивался двумя поездками в Голландию в молодые годы. Все это забылось, и он вряд ли представлял, что его ожидает. Очень скоро перед ним встали две проблемы, дотоле ему неведомые: как бороться с одиночеством и куда девать время. Плывшие с ним родные и близкие, мучаясь морской болезнью, днями не выходили из кают, капитан был занят своим делом, попутчики (португальский монах и подросток) в собеседники не годились (они не знали английского, он не знал португальского) — ему не с кем было перемолвиться словом. Кругом вода, впечатлений мало — о чем думать? О себе? Но это, по большей части, были невеселые мысли, от них хотелось отвлечься. Что же касается времени, то, пожалуй, такого досуга Филдинг в своей жизни никогда не имел. Какие три недели! Они были в пути 50 дней, из которых действительно плыли в Лиссабон 12 дней — все остальное время капризный Эол крутил их вдоль юго-восточного побережья Англии. Ничего другого не оставалось, как сесть за дневник. Когда выяснилось, что даже при скудости впечатлений ему есть о чем писать, он решил по окончании опубликовать его, о чем в письме известил брата Джона. В Лиссабоне он дописал «Предисловие» и «Введение».