— Зачем же, — возразила леди, — вы посоветовали мне его прогнать?
— Я, сударыня? — сказала Слипслоп. — Да неужто вы забыли, как я прилагала все старания, чтобы этому помешать? Но я видела, что ваша милость прогневались, а вмешиваться в такие оказии нам, старшим слугам, не фасон.
— Точно не ты сама, дерзкая тварь, заставила меня прогневаться? — вскричала леди. — Точно не твои наговоры, в которых ты, вероятнее всего, оболгала бедного малого, распалили меня против него? За все, что случилось, он может благодарить тебя — как и я за утрату честного слуги, который, может быть, стоил больше всех вас, вместе взятых. Бедненький! Я очарована его добротой к родителям. Почему вы мне этого не рассказали раньше и дали мне уволить такого хорошего человека без рекомендации? Теперь мне понятна причина всего вашего поведения и ваших жалоб тоже: вы ревновали к девчонкам!
— Я? Ревновала? — сказала Слипслоп. — Уж поверьте, я ставлю себя повыше его; надеюсь, я лакею не пара.
Эти слова повергли госпожу в бешеную ярость, и она велела Слипслоп уйти прочь с ее глаз; а та, задрав нос, прокричала на прощанье:
— Извольте радоваться! Тут, кажется, есть кое-кто поревнивей меня!
Госпожа сделала вид, что не расслышала этих слов, хотя на деле и расслышала и поняла их. Последовал новый конфликт, столь похожий на прежний, что подробный отчет о нем превратился бы в повторение. Достаточно будет сказать, что леди Буби нашла все основания усомниться, так ли уж безусловна ее победа над своею страстью, как она себя в том обольщала. И для полноты этой победы она приняла решение, более обыденное, нежели мудрое: немедленно удалиться в деревню. Читатель уже видел прибытие двух ее предвестников: сначала миссис Слипслоп, с которой, несмотря на всю ее дерзость, госпожа не решилась расстаться, потом мистера Паунса, а затем появление самой миледи.
На следующее по приезде утро, в воскресенье, леди отправилась в церковь, к великому удивлению всех прихожан, никак не ожидавших увидеть там свою госпожу сразу после долгого пути, тем более что она никогда не отличалась благочестием. Джозеф тоже был в церкви, и, слышал я, было замечено, что леди чаще останавливала глаза на нем, чем на пасторе; но это, мне думается, злостный навет. Когда окончились молитвы, мистер Адамс встал и громким голосом произнес:
— Оглашаю предуведомление о браке между Джозефом Эндрусом и Фрэнсис Гудвил, каковые оба проживают в этом приходе… — и так далее.
Произвело ли это какое-либо впечатление на леди Буби, укрытую в то время от взоров молящихся спинкой своей скамьи, мне так и не удалось дознаться; но известно, что через четверть часа она поднялась, устремила взор на ту часть церкви, где сидели женщины, и неотрывно смотрела в ту сторону до конца проповеди таким испытующим оком и с таким гневным лицом, что женщины почти все убоялись, не прогневили ли они свою госпожу.
Вернувшись домой, она тотчас призвала к себе в спальню Слипслоп и сказала, что ей непонятно, с какой стати этот нахал Джозеф оказался у них в приходе. Слипслоп на это доложила госпоже о том, как она встретила в дороге Адамса вместе с Джозефом, а затем и о приключении с Фанни. В продолжение рассказа леди часто менялась в лице; выслушав до конца, она велела призвать к себе мистера Адамса, а как она повела себя с ним, читатель увидит в следующей главе.
Глава II
Диалог между мистером Абраамом Адамсом и леди Буби
Мистер Адамс оказался неподалеку: он пил внизу во здравие ее милости кружку ее же эля. Едва он предстал пред миледи, та начала следующим образом:
— Мне странно, сэр, что вы, будучи стольким обязаны этому дому (чем именно, читатель по ходу нашей повести был подробно ознакомлен), забыв о благодарности, оказываете уважение лакею, изгнанному из него за неподобающие дела. Да и не пристало, скажу я вам, сэр, человеку вашего звания шататься по дорогам с каким-то бездельником и какой-то девчонкой. Правда, что касается девушки, то ничего порочащего я о ней не знаю. Слипслоп говорит, что она воспитывалась в моем доме и вела себя, как нужно, пока не увлеклась этим молодым человеком, который ее совращает с пути. Пожалуй даже, она еще может исправиться, если он оставит ее в покое. Поэтому вы совершаете чудовищное дело, устраивая брак между этими двумя людьми, — брак, который погубит их обоих.