— Господи Иисусе! — сказал сквайр. — Вы хотите отправить двух человек в смирительный дом за какую-то ветку?
— Да, — сказал адвокат, — и это еще большое снисхождение: потому что, если бы мы назвали ветку молодым деревцем, им обоим не избежать бы виселицы.
— Понимаете, — говорит судья, отводя сквайра в сторону, — я бы не был в этом случае так суров, но леди Буби желательно удалить их из прихода; Скаут прикажет констеблю, чтоб он им позволил сбежать, если они захотят; но они, понимаете ли, намерены пожениться, и так как они по закону — здешние поселенцы, леди не видит другого способа помешать им лечь обузой на ее приход.
— Прекрасно, — сказал сквайр, — я приму меры, чтобы успокоить мою тетушку на этот счет; равным образом я даю вам обещание, что Джозеф Эндрус никогда не будет для нее обузой. Я буду вам очень обязан, если вы вместо отправки в смирительный дом отдадите их под мой надзор.
— О, конечно, сэр, если вам это желательно, — ответил судья; и без дальнейших хлопот Джозеф и Фанни были переданы сквайру Буби, которого Джозеф превосходно знал, ничуть, однако, не подозревая, в каком они состояли теперь близком родстве. Судья сжег ордер на арест; констебля отпустили на все четыре стороны; адвокат не стал жаловаться на то, что суда не будет; и подсудимые в великой радости без конца благодарили мистера Буби, который, однако, не пожелал ограничить этим свою обязательность: приказав лакею принести чемодан, который он нарочно велел прихватить при отъезде из Буби-холла, сквайр попросил у судьи разрешения пройти вместе с Джозефом в другую комнату; здесь он велел слуге достать один из его личных костюмов с бельем и всеми принадлежностями и оставил Джозефа переодеваться, хоть тот, не зная причины всех этих любезностей, отказывался принять эту милость так долго, как позволяло приличие.
Пока Джозеф облачался, сквайр вернулся к судье, которого застал в беседе с Фанни, ибо, когда разбиралось дело, она стояла, нахлобучив шляпу на глаза, которые к тому же тонули в слезах, и таким образом скрыла от его милости то, что, может быть, сделало бы излишним вмешательство мистера Буби, — по крайней мере лично для нее. Судья, как только увидел ее просветлевшее личико и ясные, сиявшие сквозь слезы глаза, втайне выругал себя за то, что помыслил было засадить ее в острог. Он охотно отправил бы туда свою жену, чтобы Фанни заняла ее место. И, почти одновременно загоревшись желанием и задумав план его осуществления, он те минуты, на которые сквайр уединился с Джозефом, употребил на то, чтобы изъявить ей, как он сожалеет, что, не зная ее достоинств, обошелся с нею так сурово; и он сказал, что поскольку леди Буби не желает, чтоб она проживала в ее приходе, то он, судья, рад приветствовать ее в своем, где он ей обещает личное свое покровительство; к этому он добавил, что если она пожелает, то он возьмет ее и Джозефа в услужение к себе в дом, и подкрепил это уверение пожатием руки. Она любезно поблагодарила судью и сказала, что передаст Джозефу это предложение, которое он, конечно, с радостью примет, потому что леди Буби прогневалась на них обоих, хотя ни он, ни она, сколько ей известно, ничем не оскорбили миледи; но она объясняет это происками миссис Слипслоп, которая всегда недолюбливала ее.
Вернулся сквайр и помешал продолжению этого разговора; судья, якобы из уважения к гостю, на деле же из страха перед соперником (о женитьбе которого он не знал), услал Фанни на кухню, куда она с радостью удалилась; и сквайр, со своей стороны уклоняясь от хлопотных объяснений, тоже не стал возражать.
Даже будь это в моих возможностях (что едва ли так), не стоило бы приводить здесь разговор между двумя джентльменами, поскольку он, как мне передавали, касался лишь одного предмета — скачек. Джозеф вскоре облачился в самый простой костюм, какой он мог выбрать, — синий камзол, штаны с золотой оторочкой и красный жилет с такой же отделкой; и так как этот костюм, который сквайру был широковат, пришелся ему как раз впору, то юноша был в нем необычайно хорош и выглядел вполне благородно: никто не усомнился бы, что костюм соответствует его положению в той же мере, в какой он был ему к лицу, и не заподозрил бы (как можно заподозрить, когда милорд ***, или сэр ***, или мистер *** появляются в кружевах и вышивке), что это посыльный от портного несет домой на своей спине ту одежду, которую ему полагалось бы нести под мышкой.
Сквайр попрощался с судьей и, вызвав Фанни и заставив ее и Джозефа, вопреки их желанию, сесть вместе с ним в карету, велел кучеру ехать к дому леди Буби. Не проехали они и десяти ярдов, как сквайр спросил Джозефа, не знает ли он, кто этот человек, поспешающий через поле: