— Джозеф, — сказал он, — мне не хотелось бы думать, что эта поспешность вызывается больше твоим нетерпением, нежели страхами, но так как она, несомненно, порождена одной из этих двух причин, я рассмотрю их обе, каждую в свою очередь, и сперва первую из них, а именно — нетерпение. Так вот) дитя, я должен тебе сказать, что если в предполагаемом твоем браке с этой молодой женщиной у тебя нет иных намерений, кроме потворства плотским желаниям, то ты виновен в тяжком грехе. Брак освящается в более благородных целях, как ты узнаешь, когда услышишь чтение службы, установленной для этого случая. И, может быть, если ты проявишь себя добрым юношей, я прочту вам проповедь gratis, в которой покажу, как мало внимания должно уделять в браке плотскому наслаждению. Текстом для нее, сын мой, будет часть двадцать восьмого стиха из пятой главы Евангелия от Матфея: «Кто смотрит на женщину с вожделением…» Окончание опускаю, как чуждое моим целям.[423] Воистину, все такие скотские вожделения и чувства должны быть сурово подавлены, если не совершенно искоренены, и лишь тогда можно назвать сосуд освященным для благодати. Женитьба в видах удовлетворения этих наклонностей есть осквернение святого обряда и должна навлекать проклятие на всякого, кто с такой легкостью ее предпринимает. Итак, если твоя поспешность возникает из нетерпения, ты должен исправиться, а не попустительствовать пороку. Теперь возьмем вторую статью, намеченную мной для обсуждения, а именно — страх: он означает недоверие, в высшей степени греховное, к той единственной силе, на которую должны мы возлагать всё наше упование с полным убеждением, что она не только может разрушить замыслы наших врагов, но и обратить их сердца к добру. Поэтому, чем пускаться на непозволительные и отчаянные средства, чтобы избавиться от страха, мы должны прибегать в этих случаях только к молитве; и тогда мы можем быть уверены, что получим наилучшее для нас. Если грозит нам какое-либо несчастье, мы не должны отчаиваться, как не должны предаваться горю, когда оно постигнет нас: мы во всем должны покоряться воле провидения, не привязываясь ни к одному земному предмету настолько, чтобы не могли мы разлучиться с ним без душевного возмущения. Ты еще молодой человек и плохо знаешь жизнь; я старше и видел больше. Всякая страсть в чрезмерности своей становится преступной, и даже сама любовь, если мы ее не подчиняем долгу, порой заставляет нас пренебрегать им. Если б Авраам настолько любил сына своего Исаака, что отказался бы от требуемой жертвы, кто из нас не осудил бы его?[424] Джозеф, я знаю многие твои добрые качества и ценю тебя за них; но так как с меня спросится за твою душу, вверенную моему попечению, я не могу не укорить тебя в пороке, когда я вижу его. Ты слишком склонен к страсти, дитя, и так безгранично привержен этой молодой женщине, что если бог потребует ее у тебя, боюсь, ты не расстанешься с нею без ропота. Поверь же мне, ни один христианин ни к одному предмету или существу на земле не должен настолько прилепляться сердцем своим, чтобы не мог он в любой час, когда этот предмет будет потребован или отобран у него божественным провидением, мирно, спокойно и без недовольства отрешиться от него.
При этих его словах кто-то быстро вошел в дом и сообщил мистеру Адамсу, что его младший сын утонул. С минуту пастор стоял в безмолвии, потом заметался по комнате, в горчайшей муке оплакивая свою утрату. Когда Джозеф, равно ошеломленный несчастьем, достаточно оправился, он попробовал утешить пастора; в этой попытке он привел немало доводов, которые в разное время запали ему в память из его проповедей, как частных, так и публичных (ибо Адамс был великим противником страстей и ничего так охотно не проповедовал, как преодоление их разумом и верой), но сейчас пастор не был расположен внимать увещаниям.
— Дитя, дитя, — сказал он, — не хлопочи о невозможном. Будь это кто другой из моих детей, я мог бы еще снести удар терпеливо, но мой маленький лепетун, любовь и утеха моих преклонных лет… чтобы он, бедный крошка, был выхвачен из жизни, едва ступив на ее порог! Самый милый, самый послушный мальчик, никогда ничем не огорчивший меня! Только сегодня утром я дал ему урок по «Quae Genus»[425]. Вот она, эта книга, по ней бы он учился, бедное дитя! Теперь она уже не нужна ему. Он был бы отличнейшим учеником и стал бы украшением церкви… Никогда не встречал я таких способностей и такой доброты в столь юном существе.
424
Испытывая веру Авраама, бог потребовал от него принести в жертву своего единственного сына, Исаака, но, убедившись в покорности Авраама, согласился на подменную жертву, послал ему «агнца».