Деньги, которые он привез на родину, составляли около шести тысяч фунтов, сплошь наличными и почти целиком в той монете, которую Португалия так щедро распространяет в Европе.
Возраст его был еще не такой, чтобы отказаться от всех удовольствий, и не так уж он возгордился своей удачей, чтобы забыть своих старых знакомых, подмастерий-портных, из чьей среды он когда-то завербовался на морскую службу, где и положил начало своим успехам, войдя в долю при дележе призов, потом стал капитаном торгового корабля, в котором приобрел долю, и вскоре занялся торговлей так честно, как описано выше.
И вот теперь он выбрал себе уютную харчевню на Друри-Лейн, все свои деньги носил с собой в чемодане и тратил пять с лишним фунтов в день среди старых друзей, истинной аристократии здешних мест.
Ливерпульский купец, по счастью предупрежденный другом, в самый разгар его обогащения с помощью мирового судьи и без помощи закона получил обратно все, что потерял. Но после этого капитан решил, и вполне благоразумно, больше долгов не платить. Отметив, какими спешными шагами зависть гонится за его богатством, он поторопился выйти из-под ее власти и остаток своего состояния использовать в бесславной неизвестности, и тот же самый мировой судья не успел настигнуть его вовремя, чтобы выручить второго купца, как выручил первого. Поразительный это был случай, тем более что сей находчивый джентльмен сумел ни разу не погрешить против наших законов.
Как же могло произойти, что грабеж, который, так легко осуществить и для которого перед глазами этих молодцов всегда столько соблазнов, пользуется безнаказанностью — это можно объяснить только недосмотром законодателей, а недосмотр этот проистекает из причин, которые я здесь привел.
Но оставим эту тему. Если сказанное мною покажется достаточно важным, чтобы привлечь внимание кого-нибудь, наделенного властью, и, таким образом, позволит применить любое лекарство хотя бы для глубже всего укоренившихся видов зла, желание мое будет исполнено, и окажется, что я не зря провел, ожидая ветра, так много времени в портах нашего королевства. Мне, право же, очень хочется, чтобы эта моя работа, которая, если я и закончу ее. (в чем далеко не уверен, да и не очень надеюсь на это), по всей вероятности, будет последней, не просто развлекла бы читателей, но и послужила более достойной цели.
Понедельник. Сегодня наш капитан отбыл обедать к одному джентльмену, который проживает в здешних местах и так напоминает описание, данное Гомером Аксилу, что я нахожу между ними лишь одно различие: первый жил при дороге и гостеприимство свое расточал главным образом путешествующим по суше, а второй живет на берегу моря и проявляет свое человеколюбие, ублажая моряков.
Вечером наш командир принимал у себя гостя, собрата капитана, который стоял, дожидаясь ветра, в той же гавани. Этот капитан был швейцарец. Сейчас он вел корабль в Гвинею, а в прежние времена командовал капером, когда и наш герой занимался этим похвальным делом. Честный и открытый нрав швейцарца, живость, в которой он не уступал своим ближайшим соседям — французам, неуклюжая и преувеличенная вежливость, тоже французского происхождения, вперемешку с грубостью английских матросов (он служил под знаменем английской нации и с английским экипажем), все это представляло такую странную смесь, такое месиво характеров, что он от души бы меня позабавил, если б от его голоса, громкого, как переговорная трубка, у меня не разболелась голова. Шум, который он вливал в глухие уши своего собрата капитана, сидевшего от него по одну руку, и комплименты и неуклюжие поклоны, какими угощал дам, сидевших по другую, представляли столь забавный контраст, что человек не только должен быть лишен всякого чувства юмора и нечувствителен к веселью, но быть скучнее Сиббера, каким он представлен в «Дунсиаде», если бы хоть на время не дал себя этим развлечь, ибо оговорюсь, что такие развлечения должны быть очень короткими, потому что быстро надоедают. Но до этого он все же не довел: побыв у нас всего четверть часа, он удалился, многократно попросив прощения за краткость своего визита.